Зигзаги времени. Книга третья

Перевернув ногой убитого, он забрал у того неиспользованные магазины и две гранаты. Мне нравилась его хозяйственная жилка, все, что могло пригодиться, он без всяких комплексов забирал. Несколько раз его за это отправляли на «губу», но искоренить эту привычку было невозможно. «Так я ведь не для себя беру, а для ребят стараюсь!» — говорил он, когда его в очередной раз ловили на том, что он обманывал нерасторопного старшину, выцыганивая у него лишнее обмундирование или на что еще упадет его пронырливый глаз.

Забрав боеприпасы, мы вернулись за медсестрой и Тараторкиным. Сестренка сразу же кинулась к сержанту, увидев, что он весь в крови.

Да то не моя кровь, душмана! Вон, лейтенанту спасибо, спас меня от пули, подстрелил ворога!

Собрав свои скромные вещи, мы стали осторожно спускаться со склона к дороге, у которой притулился блокпост. Тататоркину я приказал на палке нести и размахивать белой тряпкой, которую мы оторвали от одежды убитого душмана, чтобы свои, разгоряченные боем, не подстрелили нас, как куропаток. Мы же с сержантом внимательно осматривали каждый камень или скалу, так как не было уверенности, что все «духи» ушли после неудавшегося нападения. Пот заливал глаза от нестерпимой жары, хотя солнце уже село, марево колыхалось над долиной у дороги. Тараторкин перепрыгивал с камня на камень как козел, и рюкзак в такт его прыжкам бил по его тощей спине, как вдруг взрыв подбросил его вверх, и он медленно-медленно, размахивая руками, стал падать вниз. Неожиданно мои колени стали подгибаться, страшная слабость охватила тело и последнее, что я увидел, это встревоженное лицо сержанта, который подхватил меня, и большие, полные слез, глаза медсестры.

* * *

…Я пришел в себя уже в палате, весь утыканный, как еж, иголками с трубками. Рядом сидела знакомая медсестра и читала книгу. Я попробовал поднять затекшую руку, это, хоть и с трудом, но удалось, правда боль, появившаяся от этого в животе, заставила меня простонать. Сестра подняла глаза, и увидев, что я очнулся, вся просияла.

Ну слава Богу, а то мы уже думали, что Вы так и не придете в себя!

Что со мной…произошло? — в два приема спросил я.

Это мы когда подходили к нашим, то напоролись на минное поле. Солдатик тот сразу погиб, а Вас осколками ранило в живот и ногу. Сержант тащил Вас на себе до своих, и заставил вызывать срочно «вертушку» (вертолет — прим. автора), грозя, что если они не послушают, разнести здесь все и всех!

Я улыбнулся, представляя этого разгоряченного громилу под два метра ростом с кулаками-кувалдами. Не захочется, от такого вида, испытать на себе его гнев.

«Вертушка», — продолжила медсестра. — и так была уже вызвана, потому что надо было отправлять своих раненых, поэтому до разрушений блокпоста сержантом дело не дошло. Вас отправили в числе первых, так решил врач. Ранение было тяжелым, и Вы были без сознания. Второй рейс вертолет сделать не успел, душманы сбили «Стингером» (переносной ракетный комплекс, США — прим. автора). Видно Вам на роду написано долго жить!

Что за ранение…у меня?

Да ничего страшного, до свадьбы заживет!

Говори, я же врач, прошу тебя!

Хирург сказал, что осколок сильно попортил Вам внутри и часть кишок пришлось удалить, но главное, Вас спасли, и Вы будете жить! С армией, правда, придется расстаться, с такими ранениями комиссуют, но на гражданке всегда можно найти нетяжелую работу!

Спасибо! — я закрыл глаза, слабость еще не прошла. «Значит, Андрей свет Иванович, ты отвоевался! Сядешь на кашку да кисель, как язвенник-трезвенник».

Лейтенант, Вам плохо? — участливый голос медсестры вывел меня из самокопания.

Да нет, сестренка… все в порядке! Я, как врач, сам могу проконсультировать, что можно мне есть, а что нельзя. Вот только насчет работоспособности не мешало бы узнать.

Ну, насчет этого пока рано говорить. Месяца через полтора увидим, если не будет осложнений, поедете домой, к любимой девушке!

Нет у меня, сестренка, ни девушки, ни жены, ни родителей. Был дед, что меня воспитывал, да и тот перед армией помер, царство ему небесное! Замечательный был человек! Прости, голова что-то кружится!

Да это я дура! Вам же еще нельзя так много разговаривать! — засуетилась она, доставая шприц. — Сейчас поспите немного, и Вам будет легче! — втыкая иголку в нижнюю мягкую мышцу, ворковала она.

Вскоре туман окутал мою голову, и я погрузился в глубокий оздоравливающий сон. Однажды утром в палату ко мне зашел сержант в парадной форме десантника. Левый глаз у него закрывала повязка, но вид у него был жизнерадостный, веселый.

Здравствуйте, товарищ лейтенант!

Здравствуй, Омельченко! Ты куда это при параде? В отпуск что ли? А с глазом что? — забросал я его сходу вопросами, обрадовавшись этой встрече.

Да вот, когда Вас ранило, то и меня камешком зацепило, вначале глаз ничего, распух и слезился, открывать не мог, но хоть целый остался, а то ведь выбить могло. Правда, видеть им стал плохо, поэтому и комиссовали вчистую! А все равно полгода оставалось, так что не все так плохо!