Зигзаги времени. Книга вторая

Увидев неподвижно застывшее тело слуги и все поняв, тот пал ниц и начал рассказывать, что томский князь Басандай заставил его под страхом смерти отравить и Повелителя джиннов, и его хана Едыгея, дабы самому встать во главе Сибирского ханства. Разъяренный хан вызвал своих телохранителей (первоначальный спецназ), и приказал привезти князя Басандая. Вскоре его, со связанными руками, доставили к хану. Хан, подойдя к нему и не сдерживаясь, плюнул ему в лицо. Затем подозвал слугу, который принес кумыс, и приказал налить две чашки. Одну он подал слуге, а вторую, приказав держать князя, самолично влил ему в рот. Вскоре князь корчился у ног хана, а слуга застыл с чашкой в руках. Хан взял у стражника саблю и подошел к слуге:

— Пей, или умрешь медленной, мучительной смертью! Сейчас я выпущу тебе кишки, а собаки будут их грызть и таскать, пока ты не умрешь! Предупредил бы сразу, и был бы жив! А так, умри как воин! — он замахнулся, и слуга залпом выпил чашку.

Гости со страхом смотрели на все это. А хан ходил возле столов и горделиво говорил, что джинн теперь защищает и его, предупреждая заранее о готовящемся на него покушении. Вот, смотрите, что будет с теми, кто задумает плохое против него, указывая на трупы заговорщиков, говорил он.

Пир быстро свернулся, никто не хотел сидеть в присутствии трупов, вид которых угнетал. Лишь хан, избежавший смерти, ликовал. Всячески оказывая мне внимание, он, узнав, что я не женат, стал предлагать мне в жены свою дочь Гульсину. Вскоре она была вызвана и в сопровождении «мамок» прибыла на пир. «Хранитель» дал мне ее характеристику, почти как на членов нацистской партии. Весь смысл, что она сторонник всемирного халифата, и с ней бесполезно вести разговоры. Это фанатик, и очень опасный фанатик! Не дай Бог, если она объединится с врагом, это будет враг, вдвойне опасный. Поэтому, наговорив кучу комплиментов его дочери, я постарался уйти. Правда, за мной, как привязанные, шли две мои наложницы. Посадив их на одну лошадь, я сел на другую, а толмачи сели вдвоем на третью.

Вскоре мы были в лагере. Караульные окликнули нас еще за километр, проверяя, кто идет. Служба была поставлена на высоте. Спать пришлось в палатке, которую мне поставили в центре лагеря. Медвежья шкура была матрацем, а пуховое одеяло неплохо помогало от прохладных ночей. Сейчас же меня грели два девчоночьих тела, которые бесцеремонно улеглись рядом со мной со словами «Ты теперь наш господин!». Острые, как козьи рожки, груди упирались с двух сторон, ну как я мог устоять от такого соблазна? Не буду рассказывать об этом, так как мужчина я али нет? Тем более, что это только моя тайна!

Утром меня встретил ухмылкой Данила, так как вскрики наложниц слышал весь лагерь.

— Хочешь в челюсть? — просто спросил его я, так как смотреть на его довольную рожу не было больше сил.

— Да нет, господин! Извини! — поняв, что перегнул палку, промолвил он.

— Скажи другим! Увижу ухмылку, или какие-либо пересуды — изобью, а потом он вылетит из отряда! Понял? — тряхнув его за рубаху, спросил я.

— Так точно, князь! — вытянулся он во фрунт.

— И вообще, смотри, не буду тебя учить! Довыделываешься!

— Прости меня, господин! Не хотел обидеть! Накажи другим способом, хоть розгами, но не отдаляй меня от себя!

— Иди и предупреди всех! Я тоже человек, и мне нужны иногда женщины! Но это не значит, что вы должны над этим скалить зубы! — предупредил я Данилу, и он мгновенно исчез.

Две мои наложницы, сверкая глазами из-под одеяла, слушали, не понимая, наш разговор. Утром вызвал толмача и приказал научить девок разговорному русскому языку. Награда — по золотому за каждую. Слава Богу, хоть на время отстали, хотя хороши, бестии! Груди, как будто из слоновой кости чашки, с твердыми сосками, широкие бедра и густые волосы до пояса. Лицо, ввиду молодости, еще не требовало косметики, и поэтому было девственно красиво. Да и характер у них нравился, не стремились занять место на шее. «Да, господин!», «Слушаюсь, господин!», — вот и все их слова. Не было еще в это время, я думаю, меркантильности. Тем более, во времена, когда мужчины мерли, как мухи. Вот вчера я, как бы мимоходом, решил судьбу почти двух тысяч женщин, уничтожив пол-отряда Кучума. Хорошо хоть, у них развито многоженство, а значит, и детей быстро нарожают.

Утром, подняв толмачей, и озадачив одного из них учебой моих наложниц, я взял второго и поехал к хану. Хан был с похмелья, но встретил нас хорошо. Выпив с ним кумыса, мы стали прощаться. Договорились, что мы отправляем сюда караван с сельскохозяйственным инструментом, спичками, зерном, а обратно получаем пушнину и изумруды. Я тут же подсуетился, что за один коробок спичек один изумруд, так же и за одну шкурку: одна шкурка — один коробок. Лампы хан пока не стал просить, сам еще не испытывал.