Зима

— Спасибо, — шепчет он и берет бутылку из моих рук. Мы оба вздрагиваем, когда наши пальцы соприкасаются. Мне не нравится искра, которая проскальзывает между нами. И я намеренно вздергиваю подбородок. Дым от сигареты Люка наполняет легкие: я стою слишком близко к нему. Нахмурившись, отхожу подальше и замечаю вспышку на лице Люка. Включаю вытяжку. Слышен резкий шум, громкий звук ослабляет напряженность, витавшую в воздухе. Люк бросает мне кривую улыбку, делает последнюю затяжку наполовину скуренной сигареты, тушит ее и выключает вытяжку. Я возвращаюсь на прежнее место, борясь с краской, угрожающей разлиться по моим щекам. Знаю, я видела это в его глазах, когда склонилась над ним: он хотел поцеловать меня. И вся загвоздка в том, что если бы Люк попытался это сделать, я бы его не останавливала. Сны, постоянные мысли о нем… На сто процентов ясно, чего хочет мое тело. Чего хочет мое сердце. К счастью, моя голова, кажется, большую часть времени берет верх.

Мгновение спустя Люк — воплощение деловитости. Противоречивый взгляд исчезает.

— Хм, конечно, это маловероятно, но все же… Твой отец вел дневник?

— Нет, я ничего не знаю об этом.

— Как думаешь, твоя мама могла его сохранить, если он все же существовал?

Саркастичный смех срывается с губ.

— Понятия не имею. Вряд ли. Она наняла грузчиков, чтобы те собрали и перевезли ее вещи, поэтому, скорее всего, нет. Уверена, все его имущество до сих пор в доме.

— Подожди, дом в Брейке все еще принадлежит ей?

Я стреляю в него осторожным взглядом.

— Теперь он принадлежит мне.

— Что?

Делаю большой глоток пива. Понятно, к чему он клонит. Хотя, что, черт возьми, я могу с этим поделать?

— Я унаследовала дом в восемнадцать. Мама думала, я продам его. Она была в бешенстве, когда я сказала, что решила его сохранить.

Это был последний гвоздь в крышку гроба наших близких отношений. До сих пор помню отвращение в ее взгляде, когда она говорила мне, что я сошла с ума и нуждаюсь в лечении, если собираюсь цепляться за мавзолей, где жило «чудовищное зло». Наверняка, Люк сейчас внимательно смотрит на меня и ждет, что я что-то добавлю. А я молчу.

— Тогда мы должны поехать и поискать дневник. Я не могу поверить, что все это время дом пустовал, — бормочет он.

— Ну, он находится на окраине города. Ты бы никогда не заметил, что он был нежилым все эти годы. Тебе же не приходилось постоянно проезжать его по пути куда-нибудь.

Всегда любила эту отдаленность. Наш дом находился вдали от мира, и я чувствовала себя уединенно, живя там только с моей семьей и сумасшедшей старухой миссис Харлоу по соседству. Она умерла через год после того, как я переехала к Брэндону. Сейчас мой дядя — единственный человек, который там бывает. Он следит за сохранностью дома и ухаживает за ним по мере сил. Регулирует зимой отопление, чтобы избежать сырости. Раньше я ездила туда, когда чувствовала себя особенно подавленной после издевательств ребят в школе; периодически подумывала сжечь его дотла, но никогда не хватало смелости.

— Я не поеду туда, Люк. Просто не могу.

— Но это... — его прерывает громкий звонок интеркома. Он вздыхает. — Еда прибыла.

Еще секунду он пристально на меня смотрит и, с трудом отведя взгляд, поворачивается к дверному глазку. А потом в тишине заносит на кухню китайскую еду и расставляет ее. Когда он собирает фотографии и другие бумаги, выпавшие из файла, и аккуратно убирает их, чтобы можно было поесть, втайне я ликую. Люк не возвращается к теме поездки домой, пока мы наполовину не опустошаем свои порции.

— Понимаешь, если он действительно вел журнал или дневник по работе, есть вероятность, что мы сможем опровергнуть теорию Колби Брайта. У него может быть алиби на те дни, когда убили тех девочек.

Алиби. Термин очень похож на тот, что обычно используют при обвинении, но Люк прав. Неужели мой отказ вернуться туда может нам помешать? Мне понятно, почему он так его воспринял, но я действительно в ужасе. Чертовски в панике. Настолько, что задыхаюсь от одной мысли о том, чтобы вернуться и переступить порог дома.

— Может быть… Может, ты мог бы взять у Брэндона ключи и наведаться туда, когда в следующий раз поедешь домой?

Люк выглядит растерянным.

— Я даже не знаю, где и что смотреть, Эвери.

— Брэндон тебе поможет. — Знаю-знаю, я трусиха. Ну да, в свете последних событий, мужество — не мой конек.

— Вариант, — подытоживает Люк, хотя в его взгляде видно сомнение. Мы заканчиваем есть, и я иду мыть посуду, а он делает вид, что не смотрит на меня. В свою очередь, я делаю вид, что ничего не замечаю, споласкивая наши пивные бутылки и бросая их в переработку.

— Ты все еще собираешься брать такси, чтобы поехать обратно в Колумбийский? — спрашивает он, когда я заканчиваю. Бросаю взгляд на часы — почти полночь.

— Да, и будет лучше, если я позвоню прямо сейчас.

— Твой парень может забрать тебя? — спрашивает Люк, наклоняясь вперед на столешницу. Мои плечи напряжены от странных нот, которые я слышу в его голосе.