Зима 41-го

«Ты, наверное, думаешь, почему я тебе ничего не сказал? Просто я побоялся, что ты меня начнешь отговаривать. А я все уже решил! Доберусь со знакомыми по самообороне бойцами до тылов 5-ой армии, именно в ней служил отец, а там придумаю что-нибудь! Добавлю себе год и скажу, что документы потерял»

Вот дурак! Надо его срочно вернуть! Какой фронт?! Его же убьют! Лена уже было спохватилась куда-то бежать, но решила дочитать письмо:

«Только прошу тебя, не делай ничего, чтобы меня вернуть! Ради нашей дружбы! Все равно, потом убегу!

Как устроюсь, напишу тебе, сообщу номер полевой почты. Надеюсь, ты мне будешь писать! Я буду ждать!

Ну вот, наверное, и все. Столько хотелось сказать тебе, а получилось всего несколько строк!»

Внизу листка буквы «Пр» были зачеркнуты, а рядом такой же зачеркнутый завиток буквы «Д» и подпись:

«Твой друг Коля Литвинов.

PS. Присмотрите с ребятами за мамой. Ей сейчас очень тяжело. Понимаю, что нельзя было ее оставлять, но и по-другому я не могу! Простите!»

XXIII

Утром Сашка проснулся рано, не было еще шести часов. С удивлением обнаружил сидящую на кухне с чашкой чая Настю. Судя по красным глазам и осунувшемуся лицу, девушка даже не ложилась спать. Саша, кивнув Насте, пожелал ей доброго утра и нырнул в ванную комнату. Почистил зубы пальцем, обмылся по пояс под краном. Полотенца чтобы вытереться не было, только маленькое, для лица. Хотел обтереться майкой, но передумал. Не известно, как сложится дальше, и ходить во влажном не хотелось. Решив, что обсохнет так, слегка стесняясь голого торса, прошлепал на кухню. Поймав на себе заинтересованный взгляд покрасневшей Насти, смутился, но стараясь не показать этого, подошел к плите и налил чай. Надо было что-то сказать, начать разговор, но в голову ничего не лезло. А тут еще девушка, сложив локти на стол и, подперев руками подбородок, смотрела, не отрывая взгляда, как он пьет чай. От такого пристального внимания, стало не по себе. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, спросил:

— Ты что, совсем не спала? Настя, не отрывая от него взгляда, лишь молча отрицательно покрутила головой. Сашка так и не понял, что это значит. То ли не спала, то ли все-таки немного поспала. Но переспрашивать не стал. На кухне опять повисла тишина. Настя все так же разглядывала Сашку. Наконец, он не выдержал: — Что-то случилось?

Настя опять молча помотала головой. А потом вдруг заговорила:

— Да, случилось! Или ты считаешь то, что вчера произошло, это ничего не случилось?! Тебя арестовывают, потом спасают товарищ Берия и товарищ Мехлис! Меня буквально силком берут на службу в НКВД! Потом без всякого объяснения нас привозят сюда! Я ничего не понимаю! Саша, ты кто?!

Сашка от такой горячей отповеди всегда молчаливой и спокойной Насти сидел с красными ушами. Ему и так было неудобно, что он втравил девчонок в это дело. Просто в том момент, ему казалось, что он все делает правильно. Сейчас же, ситуация виделась совсем по-другому, вполне можно было обойтись без участия одноклассниц. Но что сделано, то сделано. Настю он вчера поблагодарил, поблагодарит и Лену при встрече. Но что отвечать ему сейчас?! Понятно же, что в версию с родителями коммунистами-антифашистами девчонки уже не поверят. Но и правду сказать он не может, по крайней мере пока не получит разрешение товарища Сталина. А Верховный такое разрешение вряд ли даст. Как же надоела ему эта двойная жизнь, секретность! Он уже сам запутался в своих звания, войсковой принадлежности, легендах о прошлом.

А Настя тем временем настойчиво продолжала:

— Саша, что мне делать?! С тобой носятся Нарком внутренних дел и Начальник ГлавПУРа, ты куда-то пропадаешь, потом появляешься раненный в госпитале, пропускаешь месяц занятий, и в школе на это не обращают внимания, как будто это в порядке вещей! Я слышала, как Зина, та девушка из госпиталя, звала тебя командиром! Это школьника-то! Ты разговариваешь по-другому, ты ничего не знаешь о нашей жизни! Ты даже не испугался, когда тебя арестовывали! А еще эти подписки, которые мы дали! Ты другой, Саша! Вокруг тебя сплошные тайны! Я боюсь! Понимаешь?! Просто боюсь! Я здесь, а мама сейчас одна! Я боюсь за нее, за себя! За тебя! — последнее она произнесла чуть слышно.