Зима была холодной

— Привал устроим через полчаса, — бросил он через плечо, не став дожидаться, пока Алексис залезет в рукава.

Куртка была тяжёлой и всё ещё хранила тепло своего хозяина. Запахнувшись, Алексис спрятала нос и осторожно втянула воздух, пахнувший кожей, табаком и потом. Посмотрела на удалявшуюся фигуру и улыбнулась.

— Мистер МакРайан, — Алексис заговорила снова только на привале, перекусив мелкими красными ягодами, названия которых не знала. Киллиан, впрочем, уверил, что они вполне безопасны. — Зачем вы прыгнули за мной?

— С чего вы взяли, что я прыгнул? — Занятый обтачиванием длинной ветки, Киллиан бросил быстрый взгляд исподлобья, возвращаясь к своему занятию.

— А разве нет? — нахмурилась Алексис.

Он не ответил. Поднял ветку, одним движением отрубил тонкий конец и протянул ей.

— Идти будет легче, если есть, на что опереться.

— А вы?

— Себе сделаю по дороге.

Он молчал, и это нервировало. Хотелось непринуждённого разговора, хотя, о чём она вообще думает? Какой разговор может быть, когда ты ползёшь то вверх, то вниз, пытаясь не свалиться, цепляясь за ветки? Алексис пыхтела, путаясь в длинных рукавах, придерживая юбки и стараясь не думать о натёртых ногах и чулках, которые давно покрылись дырами. Она с завистью смотрела на Киллиана, который шёл вперёд, казалось, вовсе не чувствуя усталости. Хотелось встряхнуть его, заставить обратить на себя внимание, добиться признания, что он спасал её, а не просто по стечению обстоятельств оказался рядом.

А Киллиан упрямо шёл вперёд, с трудом удерживаясь, чтобы не пинать каждый попавшийся камень или корень. Прыгнуть за Алексис было решением необдуманным, но о нём он, как раз, не жалел. Стоило представить, что она оказалась бы здесь одна, или, не дай Бог, утонула бы, в животе всё сворачивалось в склизкий ледяной комок. Но сейчас… Находиться рядом, наедине, знать, что она зависит от него — эти мысли приводили в трепет, вызывая жар в позвоночнике. Когда голова была занята тем, что поесть, или где остановиться на привал, всё было в порядке. Но стоило угомонить вопящий от голода желудок и вытянуть усталые ноги, и приходили новые мысли. О том, как беззащитна и трогательна Алексис в его куртке и с растрёпанными волосами, как топорщат ткань рубашки тёмные соски, вызывая желание накрыть их рукой и согреть. Или поцеловать.

И вот от этих образов ладони непроизвольно сжимались в кулаки, и хотелось идти дальше, не оглядываясь, не оборачиваясь, чтобы не спросить всё ли в порядке или подать руку, если она поскользнулась. Она старалась не мешаться, упорно шла вперёд и смотрела так независимо и гордо, что внутри поднималась неосознанная волна гнева. Потому что он не привык к такому проявлению независимости. Потому что хотел, подспудно мечтал, чтобы она просила о помощи. Чтобы был повод возмутиться и в очередной раз убедиться, что она — изнеженное создание, которое только причиняет неудобства.

— Вы куда? — спросила Алексис, когда Киллиан объявил привал и бросил коробок спичек, попросив развести костёр.

— Скоро буду. — Он не хотел вдаваться в объяснения. Не хотел говорить, что надо пройтись и просто проветрить голову, зная, что она не будет тяжело дышать за спиной, сдавленно охая всякий раз, когда подворачивает ногу.

Алексис поджала губы, проводив его растворившуюся в темноте фигуру долгим взглядом. Потом завернулась плотнее в куртку и пошла искать хворост. Надо же, злится! На что? На то, что она не умеет добывать еду из ничего или спотыкается на каждом шагу? Так она и не просила её спасать! Тоже мне — спаситель! Мог бы бросить тонуть, она бы только спасибо сказала! Обида на Киллиана зрела постепенно, весь день, с каждым брошенным в её сторону раздражённым взглядом, с каждым разом, когда он закатывал глаза, протягивая ей руку. Алексис чувствовала себя обузой, и от этих мыслей слёзы вскипали на глазах. Прикусив губу, она наклонилась за очередной веткой, представляя, как воткнёт её Киллиану МакРайану прямо в глаз! При этой мысли стало значительно легче, и остальной хворост был тщательно осмотрен на предмет нанесения увечий своему спутнику.

Когда Киллиан вернулся, костёр уже весело трещал, а Алексис, сбросив куртку, подбрасывала ветки. На землю у её ног шлёпнулась крупная форель, слабо шевеля хвостом.

— Сможете нанизать её на прутья? А я пока займусь постелью.