Зима королей

Пробуждение на следующее утро было тяжелым, он еще хотел быть поближе к костру, ему не хотелось вставать, высовывать голову в холодный, влажный воздух и ехать дальше. Он заставил себя встать. Уже сидя верхом, он с мрачным видом тронулся с места и направился на восток, но ехал медленно, позволяя кобыле щипать траву.

Ближе к полудню он завидел впереди дымок, растекающийся по горизонту, и свернул кобылу на север, чтобы обойти его. Он направил кобылу вдоль склонов, а не через них, так, чтобы его силуэт не выступал на фоне неба, с одного склона он посмотрел на север и увидел двух человек, пеших, внизу на торфянике. Один взмахнул в его сторону рукой. Мюртах поддал кобылу ногой и пустил ее рысью с холма.

Он побоялся сделать привал на эту ночь. Вся еда у него кончилась. Он остался верхом, пустив кобылу на тихий шаг, лишь бы она не остановилась вовсе. Он знал, что если спешится и разведет костер, то уже никогда не сдвинется с места. Что было лучше — умереть в тепле от голода или умереть голодным от холода?

Если он разведет костер, это станет для него концом. Когда кобыла попыталась остановиться, он подхлестнул ее.

Солнце взошло над гребнем дальних холмов, оно морозно блестело, словно схваченное морозом. Холмы выглядели, как его собственные холмы, немного напоминая крепостную стену. Но они были ему незнакомы. Он видел слишком много признаков присутствия других людей в этот день, и все подгонял кобылу по направлению к холмам.

Однажды он задремал. Когда проснулся, кобыла спокойно стояла и спала на прямых задних ногах. Он медленно выпрямился, разминая затекшие, замерзшие мышцы. Они находились на краю леса, и в глубине его он мог слышать звон топоров о деревья. Он разбудил кобылу, а когда она запротестовала, он стал стегать ее своим ремнем, пока она не двинулась с места.

Этой ночью, в холмах, он предоставил кобыле свободу самой выбирать дорогу. Она доставила его прямо к воде. Его зубы выбивали дробь, они так стучали друг о друга, что у него заболели челюсти. Холод пронизывал его до самого костного мозга. Он слез, чтобы разбить лед на озерце своим каблуком, его ноги громко стучали по земле — замерзшей земле, они у него так онемели, что он подумал: отломились от лодыжек. Он едва мог ходить.

Как бы против воли, его руки собрали сухие ветки и щепки коры и достали кремень из котомки. Он разжег костерок и устроился возле него. Когда солнце достигнет вершины этого дерева, он уедет. Как только солнце достигнет вершины этого дерева, он уедет… Как только…

Лошадь зафыркала и вывела его из сна. Это было все равно, что находиться на дне прогретого солнцем озера и барахтаться, чтобы всплыть на поверхность. Лучше уже оставаться в воде, лучше лежать тихо и оставаться в тепле…

Он открыл глаза и увидел волков, сидящих кольцом вокруг него. Лошадь стояла почти что в костре.

Мюртах едва не задохнулся. Воздух был таким холодным, что его легкие не могли принять в себя много. Волки представляли собой скелеты, обтянутые мехом — как холмы, где осталась его хижина, — там камни проглядывали сквозь вереск, так выглядели эти волки, с их костями, выпиравшими через шкуру. Их было четыре, и они выглядели напуганными и больными, и определенно полумертвыми. Он вскочил на ноги. Они оттрусили в сторону, неохотно оставляя свою добычу, даже если она была еще живой.

Он взял лук и натянул его, двигаясь медленно, достал стрелу из колчана. Волки наблюдали за ним сузившимися глазами. Он поднял лук и выстрелил.

Один из четырех волков завизжал, подпрыгнул в воздух и рухнул наземь. Остальные три завыли. Они отбежали прочь, но все еще на расстоянии выстрела из лука, обернулись и сели, вывалив наружу свои языки.

Мюртах медленно подошел к убитому волку. Запах крови заставил его зашататься. Волк еще не был мертв, и он вынужден был выстрелить в него снова. Он подтащил его к костру, положил свой лук и кинжалом вспорол брюхо волка. Другие волки крались, ползли на своих животах, притворяясь, что спокойно лежат, когда он смотрел на них. Он сунул руку в грудную клетку волка, вытащил оттуда сердце, разрезал на куски и съел его. Его желудок содрогнулся жестоко, но он заставил его подчиниться.

Он съел печень, содрал наполовину шкуру и срезал все мясо, какое только мог с тощих задних ног и ребер. Окровавленные горстки мяса он зажарил на костре. Когда он ел противное мясо, то бросил скелет другим волкам, но они отскочили от него и так и не подходили к останкам близко.

Волки сделали ту же самую ошибку, что и он: они остались там, где было безопасно, на высоте. Они лежали тихо, положив головы на лапы, переводя взгляды с него на кобылу, готовые сожрать его или помереть.

Его желудок бурлил, но мяса было достаточно, чтобы он стоял на ногах. Он поймал кобылу. Она была в лучшем состоянии, чем и Мюртах, и волки, и лягалась, когда он залез на нее. Он махнул на них своим луком и тронулся с места; волки преданно следовали за ним, словно слуги.