Аэропорт Орли купался в холодном солнечном свете. Он отражался в стеклах и серебристых спинах самолетов, разбивался на множество блестящих капель, словно хрусталь, о блестящие взлетные полосы, слепя глаза. Самолет Шарля опаздывал на два часа, и Люсиль нервно ходила взад и вперед по залу ожидания. Если бы с Шарлем что-нибудь случилось, она не пережила бы этого. Ответственность легла бы на нее. Это она отказалась ехать с ним, она обманула его. Решительное и печальное лицо, с которым она приехала в аэропорт два часа назад и которое должно было еще до начала разговора предупредить Шарля о том, что случилось что-то важное и страшное, помимо ее воли постепенно изменилось, став тревожным и нежным. И именно это лицо увидал Шарль, когда, миновав таможенный контроль, вышел в зал. Он тепло улыбнулся ей издалека, будто говоря, что все нормально, все в порядке. У Люсиль на глазах выступили слезы. Он подошел к ней, нежно поцеловал и несколько секунд так и стоял, прижимая ее к себе. Люсиль заметила, как какая-то женщина бросила на нее завистливый взгляд. Она все время забывала, что Шарль очень красив. Он всегда был так нежен с ней, что ей было просто ни к чему помнить об этом. Он любил ее такой, какой она была, ничего не требуя, ни о чем не прося. Люсиль почувствовала, как в сердце начинает расти комок негодования по отношению к Антуану. Легко сказать: сделай выбор. Как будто можно прожить с человеком два года и не привязаться к нему. Она взяла руку Шарля и задержала ее в своих ладонях. Ей вдруг показалось, что его нужно защитить, причем она совершенно забыла, что защищать нужно было от нее самой.
— Я очень скучал без вас, — сказал Шарль. С привычным изяществом он расплатился с носильщиком и указал шоферу на свои чемоданы. Давным-давно она перестала отмечать, как все было просто… когда он был рядом. Шарль открыл ей дверцу, затем обошел машину и сел рядом, взял ее руку и тихо, почти стеснительно проговорил «домой». В голосе звучало счастье, счастье человека, после долгих мытарств вернувшегося домой. Люсиль поняла, что попала в ловушку.
— Ну почему, почему вы скучали без меня? Ну что я вам в самом деле?
Несмотря на то, что в ее голосе ясно читалось отчаяние, Шарль улыбнулся в ответ. Как будто она кокетничала с ним.
— Вы для меня все, и прекрасно знаете об этом.
— Я этого не заслуживаю, — проговорила она.
— Заслуживаешь, не заслуживаешь… когда речь идет о чувствах… А я привез вам очень красивый подарок из Нью-Йорка.
— Что именно?
Но он не хотел заранее раскрывать тайну, и они нежно препирались до самого дома. Завидев их, Полин облегченно запричитала: она считала полеты на самолетах смертельно опасными. Они вместе распаковали чемоданы. Он привез ей норковое манто. Мех был светло-серый, такой же, как и ее глаза, мягкий, шелковистый. Пока она мерила его, Шарль от души смеялся, словно ребенок. Во второй половине дня она позвонила Антуану и сказала, что ей нужно встретиться с ним, что ей не хватило смелости поговорить с Шарлем.
— Мы встретимся только после того, как ты поговоришь с ним. Не раньше, — ответил Антуан и повесил трубку. Она даже не узнала его голоса.
Четыре дня она не видела его. Она так разозлилась на него, что даже не страдала. Она была очень обижена, что он вот так бросил трубку. Она ненавидела грубость во всех ее проявлениях. К тому же Люсиль была уверена, что он позвонит. Та ночь слишком сильно связала их вместе, они слишком далеко зашли в любви, став двумя жрецами одного культа. И этот культ теперь существовал сам по себе, независимо от прихоти одного или другого. Пусть сейчас разум Антуана враждебен ей, но тело его уже не могло обходиться без тела Люсиль. Оно как бы стремилось к своей половине, чтобы обрести наконец покой, стать единым целым. Она была уверена, что его тело страдает без нее. Иного и быть не могло. Она даже не представляла себе, как можно удержать эту тягу к наслаждению друг другом. Зачем, и какое этому может быть оправдание? В этой вечно ноющей Франции Луи-Филиппа, по ее мнению, не было иной морали, чем та, которую диктует живая горячая кровь.
Особенно ее обидело то, что он даже не пожелал выслушать ее объяснения. Она бы рассказала ему о том, как задержался самолет, как она испугалась… она бы доказала ему, что действительно собиралась все сказать Шарлю. Да, конечно, она могла бы быть более жесткой и попытаться объясниться с ним вечером. Но ей так трудно было решиться на это. Снова настраивать себя на неприятный разговор, на драматические объяснения, на разрыв. Тем более, что первая попытка в аэропорту провалилась, и Люсиль подумала, что это знак свыше. Когда собираешься сделать что-то плохое, то становишься мнительным. Но Антуан не звонил, и Люсиль тосковала.