– Я не знаю. Аня называет Зимина «лайтовый бабник». Типа Димку все хотят, получают, а после бросают без сожалений и обид. Сами! Понятия не имею, что он им делает и над чем колдует, но все всегда остаются довольны порядком вещей.
Да… Похоже на Зимина. «Когда приходит время, они сами уходят. Так я не остаюсь козлом», – вспоминаются его слова. Только вот эта Ксюша не ушла. Я по ее глазам вижу, что все не так просто. Почему именно она задержалась надолго? Почему бросила его? И бросила ли?
– Какой Зимин молодец. Прямо святой, – закатываю глаза.
– Как у вас с ним?
Улыбка тут же растягивает мои губы, а щеки теплеют. Сердце с жаром бьется в груди.
– Странно… – отвечаю уклончиво.
– Странно хорошо или странно плохо? – не отступает Настя.
Ладно. Ей можно сказать. Кому, как не ей?
– Мне кажется, что я схожу с ума рядом с ним. Становлюсь какой-то идиоткой.
– О-о-о, – Настя касается моего плеча и мягко смеется. – Это нормально. Мне ради твоего брата пришлось на крышу влезть, а я до чертиков боюсь высоты.
Понимаю о чем она, но у меня эта фраза вызывает совсем другие воспоминания. Совсем другие…
***
Четыре года назад
Миша: «Ксю, пожалуйста, приходи. Я просто хочу поговорить.»
Ксюша: «Мы уже обо всем поговорили. Прости, Миш. Пожалуйста. Я не могу. Не пиши мне больше.»
Миша: «Последний раз. Прошу тебя. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.»
Отшвыриваю телефон на другой конец кровати. Знаю я, что он хочет сказать. Что любит. Причем не сказать. Повторить. Уже третий раз. Но я не люблю его. Вообще к нему ничего не чувствую. Он друг брата. Я общалась с ним так же, как и со всеми остальными. Ну, почти со всеми. Да, внимание Миши для меня было приятной неожиданностью, но только поначалу. Потом все стало ужасно.
Звонит телефон, даже не хочу смотреть на дисплей. Это снова он. Сто процентов. Ну почему никак не отстанет? Я же уже все объяснила. Почему так трудно принять отказ? Не буду лицемерить. Конечно, это не просто, но… Нужно уметь принимать такие удары.
Минут через двадцать звонки прекращаются, и я наконец-то могу взять в руки телефон. Сообщение. Да что ж такое?
Миша: «Я буду ждать тебя на крыше двенадцатиэтажки до шести. Хочу попрощаться. Мне больше незачем жить, но я хочу увидеть тебя в последний раз.»
Что значит незачем жить? В последний раз? Попрощаться? Тут же начинаю звонить Мише, подгоняемая паническим страхом. Он ведь прикалывается, верно? Просто шутит или пытается надавить и вынудить меня прийти.
Вскакиваю на ноги. Метания по комнате под звук длинных гудков никак не успокаивают. Лишь быстрее разгоняют панику по телу от мыслей, что с бешеной скоростью крутятся в голове.
Самое страшное представляется очень реалистично. Он. Крыша. Ветер и… Прыжок. Слезы градом текут из глаз, пока я барабаню пальцами по экрану. Набираю и стираю текст. Не знаю, что написать. Да что вообще тут можно написать?
Снова звоню Мише, и снова игнор. Холодно. Подхожу к окну, чтобы закрыть его и смотрю вниз. Второй этаж. Не смертельно. А вот если Миша на двенадцатом этаже…
Набираю Саню, и, еле сдерживая всхлипы, рассказываю ему все. Брат реагирует мгновенно. Просит меня остаться дома, сказав, что сам все решит. И он решит. В нем я уверена.
Вечер проходит как в тумане. Сашу привозят домой полицейские. Только взглянув на брата, понимаю, что произошло, и впадаю в дичайшую истерику.
Нет. Он не мог. Этого не может быть. Миша… Голова кружится, сердце сжимают огромные раскаленные тиски. Не верю, что его больше нет. Смотрю еще раз на Саню и понимаю, что не ошибаюсь. Он сделал это. Он ушел, чтобы никогда больше не вернуться. Мысленно слышу только три слова. «Это твоя вина».
Нужно было пойти. Нужно было выслушать его. Черт! И зачем я вообще начала так близко общаться с ним? Это все какой-то бред. Ненавижу эту тупую любовь. Зачем она вообще нужна? Только портит жизнь людям. Толкает к краю… И себя ненавижу.
Мама дает мне какие-то таблетки, через полчаса приезжает скорая. Укол, а после приходит апатия. У меня что-то спрашивают, но я даже рта не могу раскрыть. Словно сижу в стеклянной банке и наблюдаю за всем без возможности вмешаться.
Саня тоже только наполовину живой. Взгляд потухший, смотрит в пустоту. Когда я беру его за руку, в надежде услышать хоть что-то успокаивающее, он медленно поворачивается в мою сторону. В его глазах слезы. Это разбивает мне сердце.
– Я не смог ничего сделать. Это моя вина, – тихо говорит брат.
Нет. Не только его. Мы разделим эту ношу поровну. Навсегда.
***
– Как думаешь, девчонки уже достаточно напились, чтобы делиться всякими неприличными секретами? – спрашивает Зимин, разливая стопки.
– А что? Ты хочешь к ним присоединиться? – усмехается Мор, глядя на большую плазму, где на экране борются два виртуальных громилы, управляемые Витом и Андреем. – Или боишься, что Ксюша про тебя все расскажет.
Зимин замирает. Кажется, даже перестает дышать. Мор удивленно смотрит на друга, не понимая его реакции.
– Ты не знал, что Тихая будет у нас на свадьбе?