Зима стальных метелей (CИ)

— Документы не в порядке, бланк командировочного удостоверения старого образца. Сидит, ждет представителя своей части. На запрос ответа не было, — поясняет сопровождающий.

— Берем, — говорю. — Алена, дернется товарищ, сразу стреляй. А ты лучше не дергайся, целее будешь.

Выдернули двух летчиков, и двух танкистов. Эти все в пьяном виде дебоширили. Многие на войне водкой стресс пытаются снять.

Попрощались с землячком, наобещали всего и скоро, и скрылись с пятеркой бывших арестантов на пустынных улицах мертвого города.

Мне не хотелось проверять на прочность нервы командиров. Парни сидели в тюрьме, расстрела ждали, тут появляется воскресший сослуживец, любой может удивиться. А сотрудники тюремного ведомства — люди осторожные. Сразу заключенных в камеру вернут, да и нас в соседнюю посадят — до выяснения обстоятельств. Нет, пусть трех осужденных командиров Иванова забирает, а я уже с ними на аэродроме встречусь.

Туда наша часть группы и поехала.

Летчики машину к вылету готовят, я их представил, как запасной экипаж, техники не удивились, машин не хватало, а пилотов было еще много. Танкисты в карауле время коротают, а я решил со старым знакомым отношения выяснить, а то кадровый вражеский диверсант, да впав в недоумение, может много дров наломать.

— Задача у нас простая. Сейчас привезут еще две группы подъедут, сядем в самолет и улетим в Стокгольм. Там сам решишь, или с нами останешься, или пойдешь в родное посольство, опять на войну, — поясняю ему ситуацию.

— Вы, товарищ капитан НКВД, — ломает мне комедию, — меня с кем-то перепутали…

— Да, с одним старшим лейтенантом, что у меня на дороге документы проверял, помнишь, грузовичок с круглосуточным пропуском по дороге на Автово? А? И вообще, я же тебя не спрашиваю, кто ты и откуда, и тайны мне твои не нужны. Не хочешь лететь — иди на все четыре стороны, — спокойно предлагаю.

Мне он на самом деле не нужен, просто решил сделать доброе дело — спасти человека.

За разговором до забора дошли, а там солдатики трупы в штабеля складывают. Вчетвером пытаются тело наверх закинуть, а не получается. Того и гляди, сами рядом падут и не встанут.

— Давай поможем, — предлагаю. — Только перчатки надень, вши почти наверняка на покойниках.

Шпиона передернуло. Вспомнил, как в общей камере комендатуры сидел.

Три последних трупа на вершину штабеля забросили, они и не весили ничего, кожа да кости. Немецкого диверсанта с непривычки затрясло. Нервы-с.

— Я не знаю, зачем, и кому это нужно, кто обрек их на смерть не дрожащей рукой, только так бесполезно, так зло и ненужно, опустили их в вечный покой, — поет немец русскую классику, и течет у него по щеке слеза.

— И никто не додумался просто встать на колени, и сказать этим мальчикам, что в бездарной стране, даже чистые подвиги — это только ступени, в бесконечные пропасти, к недоступной весне…

Хорошие тексты писал эмигрант Вертинский, не рифмовал «ля-ля-ля» с тополя и словом «бля». Потому и забыт.

Солдатики куда заторопились, ну и мы решили, что нагулялись, хапнули впечатлений и отношения выяснили. Развернулись и к самолету пошли.

Только у самолета все было совсем плохо. Вокруг него стояла чуть ли не целая рота аэродромной охраны во главе с мордатым комиссаром. Возле него терлись три доходяги-солдатика.

— Вот они! — в нас ткнули указующими перстами. — Это они песенки пели, что наша родина — дурацкая! В смысле — бездарная! Враги, сразу видно!

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. А тут два подряд — шпиона спасаю, и дистрофикам решил помочь. Вот и расплата. Влетел конкретно.

— Михеев, — говорю, — все на борту?

— Да! — отвечает тезка.

Он в распахнутом люке стоит с пулеметом в руках. Двадцать метров до него, и лесенка два метра всего, но не заскочить нам в самолет. А если сделаем попытку прорваться, то и самолету не взлететь.

— Товарищ комиссар, не будем мешать спецрейсу. Они пусть взлетают, а мы спокойно выясним, что там бойцам послышалось, — пытаюсь сгладить ситуацию.

— Экипаж специального самолета задержан в казарме до особого распоряжения, сейчас сюда прибудет следователь особого отдела армии, и разберется с этим вражеским самолетом! — сообщает мне комиссар аэродрома.

— Михеев! Постарайся, чтобы все девицы были счастливы. Немедленно взлетайте. Это приказ, — говорю спокойно, а ведь мы с диверсантом уже почти покойники.

Пограничникам ничего повторять не надо. Лязгнул люк, завыли двигатели, рванули стылый воздух пропеллеры. Повернулся задний колпак с хвостовым пулеметом. От ворот легковая машина несется, торопится особый отдел врагов ловить, только не успевает.

Аэродром стационарный, взлетная полоса ровная, бетонированная, пошел транспортный самолет с места, натужно гудя моторами, и вот уже колеса отрываются от земли, и уходит он прямо в серые тучи.

В небе нам память остается что, след от самолета, след от самолета…

Машинка к нам подъезжает, тормоза визжат, дверка распахивается.