Зима тревоги нашей

Странно, почему это человеческий мозг вдруг затевает возню, игру в жмурки, в прятки, когда ему следовало бы засекать каждую мелочь, отыскивая проход в минном поле тайных замыслов и скрытых препятствий. Я понимал, что такое дом Бейкеров и дом Хоули, мне были понятны их темные стены и портьеры, траурные фикусы, не видавшие солнца портреты, гравюры и напоминания о прежних временах в виде морских раковин, фарфора и резьбы по дереву, в виде штофных тканей — всего того, что навязывает этим домам чувство реальности и незыблемости существования. Форма стульев меняется в зависимости от моды и понятий об удобстве, но гардеробы и книжные шкафы, столы обеденные и письменные — это связь с добротным прошлым. Хоули — больше чем семья. Хоули — это дом. Потому-то бедняга Дэнни так цеплялся за тот луг, где когда-то стоял дом Тейлоров. Без этого луга нет семьи, а скоро не останется даже имени. Тон, голоса, скрытая в них воля тех троих, что сидели рядом со мной, поставили крест на Дэнни Тейлоре. Некоторым людям, видимо, нужен дом, нужна семейная история, чтобы они уверовали в собственное существование, хотя, даже в самом лучшем случае, это не бог весть какая заручка. В бакалейной лавке я неудачник, простой продавец, дома я — Хоули. Значит, мне тоже не хватает уверенности в себе. Бейкер может протянуть руку помощи Хоули. Если ж у меня не будет дома, на мне тоже поставят крест. Человек с человеком? Нет! Дом с домом. Я возмутился, что они вычеркнули Дэнни Тейлора из списка живых, но ничего не мог тут поделать. И эта мысль подстегнула меня и закалила в моем решении. Бейкер решил подремонтировать Хоули для того, чтобы ему, Бейкеру, можно было примазаться к несуществующему наследству Мэри. Вот теперь я ступил на самый край минного поля. Сердце мое ожесточилось против столь бескорыстного благодетеля. Я чувствовал, что оно черствеет, настораживается и ярится. И по его приказу пришло ощущение фронта, выстроились законы обузданного бешенства, а первый из них таков: даже если ты в обороне, придай ей видимость нападения.

Я сказал:

— Мистер Бейкер, не стоит нам углубляться в историю. Вы видели, как мой отец медленно, но верно шел к потере того, чем мы, Хоули, были сильны. Я ничего не знаю, я был тогда на войне. Как это случилось?

— О его намерениях ничего плохого не скажешь, но разбираться в обстановке он…

— Мой отец был человек непрактичный, что верно, то верно, но как это случилось?

— Да, знаете, времена были такие. Времена рискованнейших биржевых операций. Вот он и рисковал.

— Кто-нибудь руководил им в этих операциях?

— Он поместил деньги в устаревшие виды вооружений. Заказы были аннулированы, и у него все пропало.

— Вы жили тогда в Вашингтоне. Вы имели представление об этих заказах?

— Так, в общих чертах.

— Но все же имели и сами этих акций не покупали.

— Да, у меня их не было.

— А отец с вами советовался?

— Я был в Вашингтоне.

— Но вы знали, что он делает займы под владения Хоули и покупает на эти деньги акции.

— Да, знал.

— И не отговорили его?

— Я был в Вашингтоне.

— Но ваш банк не дал ему отсрочки по платежам.

— Банк иначе не может, Итен. Вы сами это знаете.

— Да, знаю. Но все-таки очень жаль, что он с вами не посоветовался.

— Не обвиняйте его, Итен.

— Не буду. Теперь мне все понятно. Да я, собственно, никогда его не обвинял, только не мог понять, как это произошло.

Вступительная часть, видимо, была заготовлена у мистера Бейкера заранее. Сбитый с позиции, он стал нащупывать возможность для нового хода. Он кашлянул, высморкался и утер нос бумажным платком, вытянутым из плоской карманной пачки, вторым вытер глаза, третьим очки. У каждого человека свой способ оттягивать время. Я знал одного, который тратил пять минут на то, чтобы набить и раскурить трубку.

Выждав, когда он снова приведет себя в полную готовность, я сказал:

— Я, кажется, не имею права просить вас о помощи от своего имени. Но вы сами заговорили о давних деловых связях между нашими семьями.

— Замечательные были люди, — сказал он. — И, как правило, умели великолепно разбираться в обстановке, консерваторы по духу…

— Но не слепые упрямцы, сэр! Просто, ступив на избранный путь, они с него не сворачивали ни при каких обстоятельствах.

— Это верно.

— Даже если надо было потопить судно противника или… поджечь?

— У них, разумеется, были соответствующие полномочия.

— Но, насколько мне известно, сэр, в тысяча восемьсот первом году им пришлось держать ответ перед специальной комиссией, кого считать противником?

— После войны всегда происходит некоторое изменение установок.

— Да, конечно. Впрочем, я вспомнил все это не просто так, лишь бы поговорить. Сказать вам откровенно, мистер Бейкер, мне бы хотелось наверстать потерянное.

— Браво, Итен! Одно время я уже начинал подумывать, что вы утратили боевой дух семьи Хоули.

— Признаться, утратил. А может быть, просто не дал ему ходу в себе. Вы предлагали свою помощь. С чего мне начинать?

— Беда в том, что начинать надо с капитала.

— Это я знаю. Но если капитал будет, тогда что?