– Змий прельсти мя, и ядох[34]
, – сказала она, и в голосе ее звучал приговор. – Львица цепная, крови вкусив, наиперше владыку своего пояст. – Мистические слова, ведь я помню их до сих пор.Мимо меня, опустив голову, бочком пробрался мэр Нью-Бэйтауна и отрывисто буркнул в ответ на мое приветствие.
Свой дом, старинный дом Хоули, я почувствовал за полквартала. Прошлой ночью его окутывала паутина уныния, сегодня же, в этот предгрозовой вечер, он искрился от предвкушения. Дом, как опал, впитывает в себя краски дня. Мэри-озорница услышала мои шаги и мелькнула в дверях огненным всполохом.
– Ни за что не догадаешься! – воскликнула она и вытянула руки ладонями внутрь, словно держала в них большую коробку.
– Львица цепная, крови вкусив, наиперше владыку своего пояст. – Фраза крутилась у меня на языке, ею я и ответил.
– Неплохо, но ты не угадал!
– Тайный почитатель подарил нам динозавра.
– Неверно, хотя ничуть не менее удивительно! Не скажу, пока не приведешь себя в порядок, потому что такие новости надо слушать свежевымытым!
– Пока я слышу только любовный клич синезадого мандрила. – Так и было: он несся из гостиной, где унылый Аллен терзал свою мятежную душу. «От твоих кудряшек у меня мурашки, От твоей мордашки – сердце нараспашку». – Ей-богу, сейчас он у меня огребет!
– Не огребет. Я тебе такое скажу!..
– Нельзя ли выслушать новость грязным?
– Нет!
Я прошел через гостиную. Сын откликнулся на мое приветствие, надув и лопнув пузырь жвачки.
– Надеюсь, твое одинокое сердце уже прибрали.
– Чего?
– Чего, сэр!.. В прошлый раз его взяли и шваркнули об пол.
– Номер один во всех хит-парадах, – заявил он. – Миллион продаж за две недели.
– Чудно! Рад, что будущее в твоих руках. – Поднимаясь по лестнице, я подтянул следующий припев: – От твоей мордашки – сердце нараспашку!
Эллен поджидала меня с книгой в руках, заложив страницу пальцем. Я давно изучил ее методу. Сейчас задаст вопрос, который, по ее мнению, мне интересен, потом выболтает все, что хотела сказать Мэри. Эллен сама не своя, если не поделится новостью первой. Болтушкой я бы ее не назвал, хотя болтушка она и есть. Я приложил палец к губам:
– Тс-с!
– Но, папочка…
– Прикуси язык, мой тепличный ревенек! – Я захлопнул дверь и крикнул: – Ванная мужчины – его крепость! – Она засмеялась. Я не верю детям, когда они смеются над моими шутками. Я надраил лицо до красноты, яростно почистил зубы до крови в деснах. Побрился, надел чистую сорочку и столь ненавистную моей дочери бабочку – в знак неповиновения.
Когда я спустился, Мэри дрожала от нетерпения.
– Ты не поверишь!
– Львица цепная, крови вкусив, наиперше владыку своего пояст. Говори!
– Марджи – самая лучшая подруга на свете!
– Цитирую: «Человек, придумавший часы с кукушкой, умер. Новость старая, зато хорошая»!
– Ни за что не догадаешься: она возьмет детей, чтобы мы смогли уехать вдвоем!
– В чем подвох?
– Я не просила, она сама предложила!
– Они сожрут ее заживо.
– Дети от нее без ума! Она повезет их в Нью-Йорк поездом, в воскресенье, остановится у друзей на ночь, а в понедельник они пойдут смотреть, как поднимают новый пятидесятизвездный флаг у Рокфеллеровского центра, потом парад и все остальное!
– Поверить не могу.
– Разве это не прекраснейшая новость?
– Самая распрекрасная. А мы с тобой, мисс Мышка, сбежим на монтокские пустоши?
– Я уже позвонила и заказала комнату.
– Не брежу ли я? Сейчас лопну от счастья. Прямо чувствую, как раздуваюсь.
Я хотел сказать ей про магазин, но от такого количества хороших новостей и несварение может случиться. Лучше подожду и расскажу ей на пустошах.
В кухню проскользнула Эллен.
– Папочка, та розовая штука исчезла!
– Она у меня. В кармане. Возьми, положи ее обратно в шкафчик.
– Ты же не велел ее брать!
– И сейчас не велю, под страхом смертной казни!
Она почти жадно выхватила у меня талисман и понесла в гостиную, держа обеими руками.
Мэри посмотрела на меня удивленно и тревожно:
– Зачем ты его брал, Итан?
– На удачу, любовь моя. И все получилось!
Глава 18
Как и должно было случиться, в воскресенье, третьего июля, пошел дождь, и его крупные капли казались мокрее, чем обычно. Мы ползли в змеистой веренице запотевших машин, чувствуя себя почти по-королевски и в то же время беспомощными и потерянными, будто выпущенные из клетки птицы, испугавшиеся свободы, стоило той показать свои зубы. Мэри сидела прямо, благоухая свежевыглаженным хлопком.
– Ты счастлива? Ты рада?
– Все время думаю о детях.
– Понимаю. Тетушка Дебора называла такое счастливой тоской. Лети, моя птичка! Оборки на твоих плечах – это крылья, моя дурочка!
Она улыбнулась и придвинулась ближе.
– Я все время думаю о детях. Интересно, чем они сейчас занимаются?
– Да чем угодно, только о нас небось и не вспоминают.
– Наверное, так и есть. До нас им особого дела нет.
– Последуем их примеру! Завидев, как твоя барка скользит ко мне, о моя нильская змейка[35]
, я понял: это наш день. Сегодня ночью Октавий пойдет выпрашивать подаяние у какого-нибудь грека-козопаса.– Ну ты и чудак! Аллен никогда не глядит под ноги. Он может выйти на дорогу на красный свет!