Зима утраченных надежд

Однако многие декабристы, в том числе и Рылеев, вышли из масонских лож еще до официального указа 1822 года о запрещении этих лож. Возможно, Рылеев разуверился в возможности что-то изменить к лучшему, будучи в масонской ложе, не желая играть только во взрослые тайные игры с разными обрядами, символами и переодеваниями.

В январе 1821 года сформировавшийся из Вольного общества любителей российской словесности декабристский Союз благоденствия был распущен, но сразу возникло новое общество – Северное, в Петербурге. Рылеев вступил в Северное общество по протекции своего нового друга – Ивана Пущина, поручика Конной артиллерии. Пущин обиделся на великого князя Михаила Павловича, когда тот, обходя строй, сделал строгое

замечание поручику:

–Поручик, следовало бы застегивать мундир на все пуговицы!

Пущин покраснел, застегнул верхнюю пуговицу мундира, ничего не отвечая князю.

Однако Михаил Павлович стоял возле Пущина, ожидая извинений.

–Гм, погляжу, вы очень горды, сударь!– изумился Михаил Павлович, пытливо смотря на поручика.

–Да уж… Кто ж себя не ценит,– вполголоса ответил Пущин.

–И извиниться не желаете, милейший поручик?

–Не желаю. ..– Пущин помолчал минуту, потом выпалил:

–Могу уйти со службы, ежели неугоден вашему сиятельству!

Как видно, Пущин искал повод для увольнения из армии, и повод, к его счастью, было нашелся. Пущин пошел работать мелким чиновником в Петербургскую палату уголовного суда, где и познакомился с Рылеевым. Оба бывших артиллерийские офицеры быстро подружились. Пущин порекомендовал принять Рылеева в члены тайной петербургской декабристкой организации Северное общество, причем не в качестве «согласного» (то

была лишь первая ступень), а в качестве «убежденного» (хорошо проверенного члена организации). Пущин надеялся, что Рылеев сможет оживить аморфное Северное общество, которое занималось теоретическими планами (будущей Конституцией, судебным положением, экономическими вопросами будущей России). А Южное общество, возглавляемое энергичным декабристом Пестелем, добивалось слияния обоих обществ в одно целое и быстрейшего начала восстания.

В кабинетах то Пущина, то Пестеля, то Бестужева, полных шумных разговоров и табачного дыма, долго

беседовали и спорили офицеры, декабристы и многие литераторы. Рылеев часто участвовал в спорах и беседах Северного общества.

В один из таких вечеров в центр кабинета вышел твердым шагом Пущин и обратился ко всем, предлагая:

–Итак, господа, прежде чем устанавливать свои порядки в нашем благородном отечестве, не лучше сначала установить его в этом кабинете?

–Messiers, давайте выберем председателем собрания Волконского!– предложил Рылеев.

–Может, Раевского?– предложил кто-то.

Уже через минуту большинство собравшихся выбрало Александра Раевского. Высокий и стройный Раевский подошел к столу. Он принял строгий вид, спрашивая:

–Итак, господа, кто первым желает высказаться?

Первым взял слово капитан Якушкин:

–Надо разбудить наш молчащий народ! Чтобы он поднялся против самодержавия!

–Хорош молчащий народ,– сразу возразил Рылеев,– когда только что прошли крестьянские бунты!

–Правильно, Рылеев!– послышался голос Сергея Муравьев – Апостола.

Рылеева поддержало еще несколько человек:

– А восстание Семеновского полка?

–Это молчащий якобы народ?

–Qui, sans doute!

–Qui! Неужто этого мало?

Якушкин кивнул:

–Мало, господа! Народ надо направить, показать ему путь от избавления от рабства! И в этом, как считаю, наша задача!

Вместо Якушкина вышел Рылеев, говоря очень взволнованно:

–Господа, мы говорим о рабстве, так? Мы говорим о том, что наши крестьяне маются в крепостном иге? А сами мы

разве не рабы?!

С разных сторон послышалось:

–Как же, как же! Рабы!

–Именно! Чего изволите-с, господин барин?

–Рабы, но имеющие милости от своего царственного рабовладельца!

–Рабы с балами, поместьями, барышнями!

–Правильно говорит!

Выждав, пока крики одобрения стихнут, Рылеев вдохновенно продолжал:

–Значит, согласны, господа!.. Qui, qui!.. Едим сытно, кутим, танцуем на балах! И болтаем о благе людском в разных столичных салонах?!.. И вы такие желаете стать революционерами, господа хорошие, рабы своего императора?

–Что вы предлагаете?– поинтересовался кто-то из задних рядов.

–Хватит болтать о Конституции,– продолжал Рылеев.– Может, лучше дело делать? Может, хватит словопрений и благоглупостей, господа? Слыхал я про одного помещика, который сам освободил своих мужиков от рабства!

–Как же освободил?– не понял Бестужев – Рюмин.

–Очень-очень просто-с! Оный помещик вышел к крестьянам на крыльцо и объявил, мол, так и так, с сего распрекрасного дня вы, мужички работящие, боле не подо мной! Мол, идите-ка, любезные, куда глаза глядят, а я поеду в свой полк служить! Вот так-то! Кто на такую смелость готов пойти, господа либеральные?

–Молодец!– похвалил помещика Муравьев – Апостол.

–Не думаю, что он молодец,– поморщился недовольно Волконский.

–Ах, не нравится?– вспыхнул Рылеев.– Объявите просто своим крепостным, что они свободны, что такие же, как и вы, господа! Вот тогда будет польза от ваших слов,

которые не должны расходиться с делами!