Зима в горах

— Странно как-то, что вы называете меня «сэр». Мы ведь оба живем в Лланкрвисе, нам следовало бы быть демократичнее.

— Я всегда так обращаюсь к гостям.

— Ну, я уже больше не ваш гость.

— Я это усвоила, — сказала она, ставя на разговоре точку.

Он поклонился, чувствуя, что потерпел поражение. Но по крайней мере она отказалась от этого «сэр», которое вставало между ними, как изгородь из колючей проволоки. Впрочем, у нее наверняка есть в запасе другие способы протянуть колючую проволоку.

Отходя от ее стойки, он заметил, что она соскользнула со стула; на ней была короткая, очень элегантная черная кожаная юбка и кораллово-красная блузка. Сочетание цветов было ошеломляюще красиво. Роджер даже покачнулся — точно его огрели мешком по голове — и не совсем уверенно направился к двери.

«Да возьми же себя в руки, Фэрнивалл!»

Рядом вдруг возник старший рассыльный: угодно ли джентльмену, чтобы его вещи снесли вниз? О господи! Неужели там еще что-то осталось? Сможет ли он заставить себя снова подойти к Райаннон и попросить ключ? Но нет, рассыльный уже держал ключ в руке.

— По-моему, я все забрал, но… может быть, вы пошлете кого-нибудь наверх проверить…

Конечно, там остался доктор Конрой. И немного белья в ящике комода.

— Попросите проверить ящики… Стойте, может быть, мне самому подняться…

Старший рассыльный был вежлив и категоричен. Нет, джентльмену не надо подниматься. Он вызвал носильщика, дал ему ключ. Через несколько минут Роджеру вручили его собственность в бумажном мешке. Чемодан его уже находился у миссис Пайлон-Джонс. Ну и отъезд! Беспорядочный и несолидный. Почему он такой несобранный? Интересно, смотрит ли на него сейчас Райаннон? И подавляет смешок или лишь слегка презрительно улыбается? Роджер схватил бумажный пакет и, пошарив в кармане, протянул старшему рассыльному сумму, достаточную для того, чтобы установить в его игрушечной пригородной резиденции бассейн с подогретой водой.

— О, благодарю вас, сэр.

— Не за что.

Обливаясь потом, Роджер ринулся на улицу. Ничего, он еще подстережет Райаннон как-нибудь темной ночью там, на горе. Впрочем, не слишком темной: ему хотелось видеть то, что он будет делать.

До двенадцати часов, когда им с Гэретом предстояло ехать наверх, оставалось совсем немного времени — ровно столько, чтобы успеть забежать в банк, который находился чуть дальше, на той же улице. Изложив свою просьбу, Роджер сообщил клерку все необходимые данные, которые тот и записал.

— Как только мы договоримся с вашим лондонским банком, сэр, вы сможете временно получать деньги по чекам здесь. Какую примерно сумму в неделю?

— Двадцать фунтов, — сказал Роджер.

На его лондонском счету денег оставалось совсем немного — сколько именно, они выяснят и сообщат ему. По всей вероятности, что-то около ста или ста пятидесяти фунтов. И никаких поступлений до первого января, когда после всех вычетов ему переведут жалованье из университета. Что за собачья жизнь! Почему он никогда ничего не откладывал, почему он дожил до сорока лет и у него нет даже двух тысяч на черный день? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: женщины. До сих пор Роджер вынужден был довольствоваться случайными встречами, и это обязывало его изображать из себя кутилу. И сейчас, в этом прохладном безликом банке с полированными стойками и стеклянными перегородками, на которых выгравированы имена тех, кто за ними сидит, ему стало просто плохо при одной мысли о том, сколько его денег перекочевало в карманы рестораторов и владельцев отелей, какое количество деликатесов он без всякого аппетита проглотил, сколько выпил тонких вин, даже не почувствовав их вкуса. А за всем этим по пятам неизменно следовала расплата в виде бумажек, оставленных на столе. Что же тут удивительного, если он теперь беден! Он немало потратил на удовлетворение своих биологических потребностей и, однако, разбросав по ветру поистине чудовищную сумму, был все так же неудовлетворен. И обиднее всего, что уж слишком кратки были мгновения, когда он чувствовал себя счастливым… Кивнув прилизанному клерку, Роджер вышел из банка и быстро зашагал к площади.

— Пойду выпью свою дневную кружку в «Виноградной лозе», — сказал Гэрет после того, как они съездили в горы и вернулись назад.

Роджер уже знал, что так называется пивная, пропахшая дымом и карболкой. Судя по тону, каким это было сказано, Гэрет не просто ставил его в известность, а предлагал присоединиться. Роджер чувствовал, что, если он спросит: «Не возражаете, если я пойду с вами?», Гэрет ответит, что не возражает. Дюйм за дюймом они продвигались по пути camaraderie[14]. Тем не менее он сказал:

— Ну, а я, пожалуй, схожу к итальянцу. — Лучше было все-таки сохранить достоинство и не слишком навязываться Гэрету.

— Ладно, — сказал Гэрет. — Увидимся в половине пятого. — И он понес свое грузное тело на ножках-булавочках через площадь.