Зима в горах

— Так вот еж, — продолжал Дик Шарп, перебивая Роджера, — нарушил закон, сев посреди дороги, где ходят машины. Не тот закон, какой вы признаете, а тот, какой признаю я. Он свернулся клубком, когда увидел приближавшуюся машину, верно? И если бы вместо машины была лошадь, она копытом отбросила бы его с дороги. Но то была не лошадь. За это время были изобретены машины, не так ли?

— Прекрасно. Можете не говорить мне азбучных истин. Вы — машина, а Гэрет — еж, и он должен осознать то, что вы изобретены и существуете.

— Что ж, можно и так повернуть. Только он вовсе не обязан это осознавать. В то же время, если он этого не осознает, ничто не убережет его, и он будет раздавлен.

— Так, — сказал Роджер. — А вы при этом выходите чистеньким из воды, верно? Вы можете сломать Гэрета или любого другого мелкого собственника, вы можете применить любые самые безжалостные методы, вплоть до насилия, и при этом не будете считать себя виноватым, потому что не вы повинны в этом, а Закон.

— Вы тут столько всего наговорили, мистер, что я должен был бы чувствовать себя очень не в своей тарелке. Но почему-то это меня не трогает. Если бы вы больше разбирались в том, о чем идет у нас речь, вы могли бы действительно вступить со мной в схватку и задеть меня за живое. А так контакта не получается. Одно мне ясно: сами вы никогда не занимались бизнесом.

— И это все, конечно, объясняет, не так ли?

— Не все, но многое. Вы обозвали меня душегубом и прожженным дельцом. Так вы себе меня представляете. Что ж, скажу вам, кто я на самом деле. Начинал я очень скромно. Никакого капитала. Был обычным трудягой. Но потом выделился, поработал тут, поработал там, и через некоторое время уже несколько ребят работали на меня. Знаете ли вы, каково это — начинать дело без капитала? Это все равно, что устроить зоосад без клеток. Ничто не стоит на месте, ничто не ждет. И на все нужны деньги — и притом быстро, не так ли? А конкуренты твои — ребята, чьи отцы уже процветали, да и деды тоже, — вот так-то! И у них есть акции, и ценные бумаги, и деньги в банке, и времени сколько угодно. А у тебя ничего этого нет. Ты засыпаешь одну яму с помощью земли, взятой из другой, а потом вырываешь третью, чтобы заполнить вторую, иначе ты упадешь в нее. Я быстро делаю деньги. Приходится. Меня считают богатым — местные жители, те, с кем я вырос. Ну, а я не богат. Я могу завтра стать банкротом. Я зарабатываю уйму денег, но все эти деньги уходят. Я пускаю их в оборот, как только они поступают ко мне, потому что вынужден расширять дело. Возьмем, к примеру, эту историю с автобусами. Я потратил больше того, что мог, скупая автобусы у мелких владельцев. Все они получили хорошую плату. Человека два или три немного потянули, не решаясь продать свои машины, — мне пришлось их подтолкнуть. Располагай я капиталом, я мог бы позволить себе такую роскошь — вести себя как джентльмен и не нажимать. Но у меня нет капитала. Вложения не окупались, а деньги мне были нужны. Поэтому я вынужден был накинуть на всех этих мелких собственников мешок. И все они оказались в нем. Все, кроме Гэрета Джонса, моего бывшего одноклассника. Понимаете, мы вместе носили бутерброды в школу, когда учились в Лланкрвисе, потому что слишком далеко было ходить домой в гору и спускаться обратно, а в школе обедов тогда не было. И я каждый день отдавал ему часть своих бутербродов, потому что слишком уж мало ему давали из дома.

— И вы считаете, что теперь он должен отдать вам свой автобус за пару тех самых бутербродов?

— Да вы прекрасно, черт возьми, знаете, что я считаю. У Гэрета Джонса нет никаких оснований иметь зуб против меня.

— Никаких оснований? Вот как! Просто вы пытаетесь лишить его средств к существованию — только и всего.

— О, я не просто пытаюсь, мой английский друг, — снисходительно заметил Дик Шарп. — Я это делаю. Деньги мне нужны ровно через три месяца, и я готов потратить сейчас еще немного, чтобы к определенному моменту капитал уже обернулся и я имел нужную сумму.

— Не задумываясь над тем, справедливо вы поступаете или нет.

— Справедливости не существует, — сказал Дик Шарп. — Едва ли можно считать справедливым, когда машина переезжает ежа.

Он смотрел на Роджера с доброжелательным интересом, словно ожидал, что тот на это скажет. Но Роджер в этот момент поверх его плеча увидел приближавшегося к ним человека. Это был тот самый блондин, который докучал Райаннон во время ее дежурства. Пока молодой человек, покачивая на ходу плечами, шел к ним, Роджер понял, что это любимое дитя Дика Шарпа и его дебелой блондинки жены. Светлая шевелюра у баловня судьбы была явно от матери, агрессивность — от отца, а эгоизм выработался за годы родительской опеки.

Не обращая ни малейшего внимания на Роджера, он стал в небрежную позу перед отцом и спросил:

— Готов в путь, пап?

— Более или менее, — ответил Дик Шарп, отодвигая кресло и вставая.

— Тот человек только что звонил, — сказал Шарп-fils[22].

— Звонил, да? Все в порядке?

— В норме.