Зима в горах

Шины шуршали по мокрой дороге; мимо плыли каменные ограды и деревья. Очень скоро Роджер почувствовал, что автобус сбавляет скорость. И впереди увидел огни машин на прибрежном шоссе. Эскапада была почти окончена. Здесь он сможет раствориться в ночи, и никто никогда не докажет, что он вообще хотя бы приближался к этому автобусу. Отлично выполненное преступление. И абсолютно безобидное. Конечно, известные неудобства кому-то это причинит, вызовет некоторую досаду, но разве это соизмеримо с неудобствами и досадой, которые испытал бы он, если бы ему пришлось проделать весь этот путь пешком, да еще без плаща? Никаких угрызений совести Роджер не чувствовал. Да он их и не почувствует, если автобус будет цел. А вот теперь осторожно. Надо выводить его на обочину.

У слияния дороги с шоссе сбоку шла широкая полоса травы. Времени на раздумья не было. Сквозь исхлестанное дождем ветровое стекло Роджер вглядывался в приближавшуюся к нему траву. А что, если там канава? Нет, непохоже. Придется рискнуть. Он крутанул баранку. Автобус послушно свернул с дороги; сначала ближайшие к обочине колеса перебрались на траву, а через секунду-другую туда мягко перекатилась и вторая пара колес. Роджер нажал на тормоз. И, весь напрягшись, застыл: а вдруг колеса скатятся сейчас в невидимую канаву, и автобус упадет на бок?.. Но этого не произошло. Земля под колесами была твердая. Автобус остановился. Ограда рядом с Роджером перестала двигаться, и камни ее бесстрастно смотрели теперь к нему в окно. Приключение окончилось.

Роджер быстро выключил свет, открыл дверь, вышел из автобуса и закрыл за собой дверь. Автобус выглядел так же, как в тот момент, когда он наткнулся на него. Так же поблескивала желтая краска, так же барабанил по крыше дождь. Роджеру вдруг стало жаль, что их краткое и счастливое для него знакомство окончилось так внезапно и безвозвратно. «Прощай, — сказал он автобусу, стоя под проливным дождем, — и спасибо за помощь. Я очень нуждался в ней». С этими словами Роджер быстро пошел прочь.

Вот и шоссе. А дальше что? Разыскать ближайшую автобусную остановку? Нет, слишком уж холодно, чтобы стоять и ждать. Пусть лучше автобус нагонит его. К тому же — он вгляделся в дорогу в том направлении, куда ему следовало идти, — вот, наконец, и то, что требуется. Светящаяся вывеска. Какой-то там герб. Значит, трактир. Первым делом надо выпить, а там уже легче будет. Промокший, замерзший, усталый, но с ощущением одержанной победы, Роджер быстро зашагал к трактиру.

В зале ярко горел огонь. Он мгновенно и безраздельно приковал к себе внимание Роджера, так что он не успел даже окинуть взглядом находившихся там посетителей. Ненадолго задержавшись у стойки — лишь затем, чтобы заказать себе двойную порцию виски, — он сразу же направился к пылавшим углям и склонился над ними; тепло волной ударило в него и поползло вверх по телу. От одежды пошел пар. Впервые за долгие часы он почувствовал, что согревается, согревается.

— Извольте, сэр. Ну и непогода на дворе! — сказал хозяин, ставя перед ним небольшой стакан с золотистой жидкостью. — С вас пять шиллингов, — добавил он, продолжая удерживать в руке стакан.

Роджер только тут осознал, что, наверное, производит впечатление бродяги, а быть может, даже и психа, сбежавшего из сумасшедшего дома, и, поняв, чем объяснялась последняя фраза хозяина, тотчас заплатил, а уже потом взял стакан и опрокинул его. Словно молния ударила по застывшим нервам его желудка, и мгновенно кровь быстрее побежала по жилам.

— А-а-а, — тихо вздохнул он и улыбнулся хозяину. — Ну, а теперь дайте-ка мне еще пинту горького пива.

Хозяин аккуратно улыбнулся. Это был маленький, очень сдержанный человечек в очках без оправы, придававших ему вид банковского служащего. Он ловко налил Роджеру кружку, поставил ее перед ним и сказал:

— Пожалуйста, два шиллинга.

«Пожалуйста» объяснялось тем, что Роджер получил право на вежливое обращение, заплатив как джентльмен, прежде чем выпить.

Взяв пиво, Роджер снова вернулся к огню. Он решил посидеть в тепле, пока совсем не обсохнет. Сейчас, и только сейчас, он заметил, что, помимо хозяина, в зале было еще три человека — и все мужчины. По другую сторону очага сидел маленький тощий человечек с морщинистым обветренным лицом, в чрезмерно большой шапке и чрезмерно больших сапогах. Где-то посредине между ним и дверью сидел совсем юный темноволосый мальчик, с застенчивым, еще наивным лицом. Только глаза выдавали его — они были какие-то озабоченные, настороженные. Напротив Роджера, сразу за дверью, у самого бара сидел другой юноша могучего телосложения, с физиономией боксера. У него были глубоко запавшие глазки, вьющиеся волосы, с виду жесткие, как горный вереск, и огромные кулачищи, которые он внимательно разглядывал при свете ламп.