Зима в Лиссабоне

У него болело плечо; он помнил гулкий звук, с которым упало мощное тело, и грязные ругательства по-французски. В Старый город он бежал запутанными переулками; ощутив порывы холодного соленого ветра у себя на лице, понял, что заблудился. Он слышал топот по мокрой мостовой — эхо пустынных улиц повторяло то ли его собственные шаги, то ли шаги преследователя. Биральбо совершенно ясно, как в прежние времена, видел перед собой лицо Лукреции. Он задыхался, но продолжал бежать; пересек освещенную площадь, где стоит дворец с часами на фасаде, почувствовал запах сырой земли и папоротника со склона горы Ургуль. Ему казалось, что он неуязвим и что, если сейчас же не остановится, потеряет сознание. Он пробежал мимо освещенного красными огнями входа в какой-то дом — у дверей там курила женщина, она удивленно следила за Биральбо взглядом. Он прислонился к какой-то стене и стал шумно дышать, будто только что вынырнув из колодца: широко раскрыв рот и плотно зажмурив глаза, всей спиной ощущая холод гладкого камня. Когда он снова открыл глаза, его ослепил дождь, волосы были уже совсем мокрые. Биральбо стоял около церкви Санта-Мария дель Мар; на выходивших к ней улицах не было видно ни души. Над его головой, в желтовато-серой дымке, из которой мирно сыпал дождь, выше крыш и колоколен кружили невидимые чайки. В конце темных улиц сверкали высокие здания на бульварах, словно захмелевшие в свете ночных фонарей. Дрожа от холода и усталости, Биральбо вышел из темноты и двинулся вдоль улицы, едва не вжимаясь в стены и ставни закрытых баров. Время от времени он оборачивался — казалось, нынешней ночью только он и бродит по этому заброшенному городу.

Гостиница «Куба» была почти так грязна, как можно было представить себе исходя из названия. Коридоры пахли потными простынями, сырыми стенами и спертым воздухом закрытых шкафов. За стойкой регистрации какой-то горбун крутил педали велотренажера. Он медленно и недоверчиво оглядывал Биральбо, вытирая пот со лба полотенцем не первой свежести.

— Сеньорита ждет вас, — сказал он. — Двадцать первый номер, в конце коридора.

Потом водрузил на нос очки, в которых глаза сразу сделались огромными и круглыми, и указал куда-то в полутьму. Биральбо заметил, что опухшие, почти синие руки портье слегка дрожали.

— Сеньор, — горбун окликнул его, когда Биральбо уже шел по коридору. — Не думайте, что мы всегда позволяем такие вещи.

За закрытыми дверями слышался шорох движений тел и пьяный храп. Чувство нереальности снова охватило Биральбо: стуча костяшками пальцев в дверь двадцать первого номера, он не верил, что ему откроет Лукреция. Он осторожно стукнул три раза, будто это условный знак. Сначала ответа не было, и ему подумалось, что, если теперь толкнуть дверь, за ней опять никого не окажется, что он заблудился и никогда не сможет найти Лукрецию.

Послышался скрип пружинного матраса и шлепанье босых ног по неровным плиткам пола — кто-то совсем рядом кашлянул и отодвинул щеколду. На Биральбо снова пахнуло застарелым потом и влажными стенами, но это не могло умалить наслаждения вновь, после стольких дней разлуки, заглянуть в темные глаза Лукреции. Волосы у нее были распущены, темные брюки и приталенная розоватая блузка делали ее фигуру еще тоньше и выше. Лукреция закрыла дверь, прислонилась к ней и, не выпуская револьвера из рук, крепко обняла Биральбо. Она дрожала то ли от страха, то ли от холода, но ему казалось, будто это дрожь страсти.

Смотря на непристойно бедную кровать и ночной столик, на котором красовалась лампа с вышитым абажуром, Биральбо ясно и с сожалением вспомнил те роскошные отели, которые Лукреция всегда так любила. «Это все неправда, — думал он, — мы не можем быть здесь, Лукреция не обнимает меня, она не вернулась».

— Они преследовали тебя? — Даже лицо у нее было не такое, как прежде: годы и одиночество потрудились над ним, и, может, оно уже не было прекрасно, но Биральбо это не волновало.

— Я убежал. Они не смогли догнать меня.

— Дай мне сигарету. Я не курила с тех пор, как заперлась здесь.

— Объясни, почему тебя ищет Туссен Мортон.

— Ты видел его?

— Я толкнул его и повалил на землю. Но прежде почувствовал аромат духов его секретарши.

— «Poison»[16]. Она пользуется только ими. Ей их Мортон покупает.

Лукреция легла на кровать, все еще дрожа и жадно глотая дым сигареты. На ее босых ногах Биральбо с неизменной нежностью заметил розоватые следы туфель на каблуках — она не привыкла их носить. Он наклонился и легонько поцеловал ее в висок. Она убегала так же, как и он: волосы у нее были мокрые, руки — ледяные.