Зима в Лиссабоне

Где-то между Сан-Себастьяном и Мадридом история его жизни вдруг становилась чистым листом, на котором маячило название лишь одного города — Лиссабона да даты и места записи каких-то альбомов. Не попрощавшись ни с Флоро Блумом, ни со мной, — когда мы втроем пили в «Леди Бёрд» в последний раз, он не сказал, что собирается уезжать, — Биральбо исчез из Сан-Себастьяна с той решительностью и осторожностью, какая бывает, когда уезжают навсегда. Почти год он прожил в Копенгагене. Его первый совместный с Билли Сваном диск был записан именно там — на нем не было ни «Бурмы», ни «Лиссабона». После нескольких эпизодических выступлений в Германии и Швеции квартет Билли Свана вместе с тем, кто тогда еще не носил имя Джакомо Долфин, дал серию концертов в нью-йоркских клубах примерно в середине 1984 года. Из объявления в каком-то журнале, который я обнаружил среди бумаг Биральбо, я узнал, что летом того же года трио Джакомо Долфина — но тогда еще в паспорте у него значилось другое имя — регулярно выступало в нескольких заведениях Квебека. (Прочитав об этом, я вспомнил о Флоро Блуме и белках, прибегавших поесть у него с рук, и мной надолго овладело чувство благодарности и изгнанничества.) В сентябре 1984 года Билли Сван пропустил выступление на каком-то фестивале в Италии, потому что его срочно отправили на лечение во французскую клинику. Спустя два месяца еще один журнал опровергал слухи о его смерти, в качестве подтверждения ссылаясь на его грядущее выступление в Лиссабоне. Что в этом концерте будет принимать участие Сантьяго Биральбо, не предполагалось. Он и не участвовал: пианист, который вышел вместе с Билли Сваном на сцену одного из театров Лиссабона вечером 12 декабря, по сообщениям газет, был то ли ирландец, то ли итальянец по имени Джакомо Долфин.

В начале декабря того года он жил в Париже. Ничего не делал, даже не бродил по городу — город казался ему скучным, — сидел в номере отеля, читал детективы, ночи напролет пил в дымных клубах, ни с кем не разговаривая, потому что не хотелось утруждать себя французским, — он говорил, что от этого языка устает моментально, буквально от пары слов, все равно как от глотка приторного ликера. Он жил в Париже, как мог бы жить где угодно — в одиночестве и смутном ожидании какого-нибудь контракта, который все никак не появлялся на горизонте. Впрочем, это его не сильно заботило, ему даже хотелось, чтобы ему не звонили еще несколько недель, так что телефонный звонок прозвучал для него дребезгом ненавистного будильника. Это был один из музыкантов Билли Свана, Оскар, контрабасист, тот самый, с которым он позже будет вместе играть в «Метрополитано». Оскар звонил из Лиссабона, и голос его звучал совсем издалека. Биральбо даже не сразу понял, что он такое говорит: что Билли Сван серьезно болен и врачи боятся, что ему осталось недолго. В последнее время Билли снова запил, рассказывал Оскар, допивался до потери сознания и, едва проснувшись после пьянки, опять принимался хлестать. Однажды он рухнул в каком-то баре, прямо у стойки, ему вызвали скорую, а потом отвезли в одну из клиник, где держат чокнутых и пьяниц, в старый санаторий в пригороде Лиссабона, похожий на замок на склоне поросшего лесом холма. Не совсем приходя в сознание, Билли Сван то звал Биральбо, то разговаривал с ним, словно он сидел рядом, у кровати, то спрашивал о нем и просил, чтоб ему позвонили, чтоб ему ничего не говорили, чтоб он как можно скорее приезжал играть с ним. «Но очень может быть, что он уже больше ничего не сыграет», — сказал Оскар. Биральбо записал адрес санатория, повесил трубку, сложил в сумку чистую одежду, паспорт, детективы — весь свой багаж скитальца. Он собирался ехать в Лиссабон, но название этого города, где, может быть, умирал Билли Сван, пока еще не соотносилось в его голове ни с названием песни, которую он сам когда-то написал, ни даже с местом, надолго вычеркнутым из памяти. Только несколько часов спустя, уже в аэропорту, увидев светящуюся надпись «Лиссабон» на табло с расписанием вылетов, он вспомнил, что это слово означало для него когда-то давно, в другой жизни, и понял, что все города, в которых он жил после Сан-Себастьяна, были лишь затянувшимися эпизодами путешествия, которое, возможно, вот-вот завершится: он слишком долго ждал и скрывался, чтобы так просто добраться до Лиссабона за два часа.

Глава XII