В среду вечером мои тетушки с семействами приехали ужинать; все расселись вокруг стола шумной компанией. И Бася, И конечно же, тоже там была, мы вместе помогали накрывать на стол. По пути в кухню она стиснула меня в объятиях, чмокнула в щеку и жарко прошептала мне в ухо:
— Все сговорено! Спасибо тебе, спасибо, спасибо!
Ну да, еще бы ей не радоваться! Лучше бы она влепила мне пощечину и расхохоталась в лицо — тогда мне было бы за что ее ненавидеть. Я, выходит, оказалась в роли доброй феи из ее сказки. Сама благословила Басин домашний очаг. Вот уж благодарю покорно! И кто вообще придумал этих добреньких фей?! Какой надо быть лапочкой, чтобы день-деньской порхать вокруг всяких недотеп и осыпать их дарами. По мне, так феи совсем другие. Одинокая бабка, что померла по соседству и оставила после себя пустой дом, где и украсть-то нечего — нескольких кур да сундук с платьями на раздачу, — вот настоящая фея-крестная. И никто о такой бабке слова доброго не скажет. Как может Бася меня благодарить?! Ведь я ради нее и пальцем бы не шевельнула!
За столом я, забыв о манерах, оттяпала себе огромный кусок творожного пирога и сжевала его сердито и молча, будто вконец оголодала. Сплю и вижу, как стану королевой Зимояров и брошу их всех, внушала я себе. Заледенеть бы внутри так, чтобы в самом деле мечтать о зимоярской короне. Но холод не приходил, и о короне не мечталось. Слишком много во мне было от отца. Мне хотелось обнять Басю и порадоваться за нее. Мне хотелось кинуться домой и умолять родителей, чтобы спасли меня. Бабушкин пирог был таким родным, и сладким, и нежным — и все равно он застревал у меня в горле. Закончив, я выскользнула из-за стола, поднялась в бабушкину спальню и поплескала на себя водой из умывальника. А потом, прижав к мокрому лицу полотенце, подышала через лен.
Внизу раздался радостный шум. Я спустилась, и оказалось, что прибыл Исаак с родителями выпить с нами стаканчик вина. Басины родители только что объявили о помолвке, хотя все в доме, конечно, и так уже знали. Я тоже подняла бокал за здоровье жениха и невесты и по-честному старалась радоваться, даже когда Исаак, держа Басю за руку, принялся излагать дедушке их планы. В двух домах от дома его отца, вниз по улице, как раз выставили на продажу домик. Исаак намеревался немедленно купить его на то золото, что заработал благодаря мне. А через неделю — уже через неделю! — у них намечалась свадьба. Все-то у них случится в мгновение ока — как по мановению волшебной палочки.
Дедушка кивнул и заметил, что домик они себе выбрали небольшой, как раз для молодого семейства, и коли так, то свадьбу можно отпраздновать у него в доме — это будет знак его благоволения. Дедушка был доволен, что молодые решили на первых порах не тратиться на дорогое жилье. Бабушка уже увела обеих матерей пошептаться насчет приглашений и гостей. А Исаак с Басей подошли ко мне. Они оба улыбались, и Бася протянула мне руку:
— Мирьем, обещай, что будешь танцевать на нашей свадьбе! Больше нам от тебя никаких подарков не надо.
Я кое-как выдавила улыбку и ответила, что да, обещаю. Но свечи понемногу таяли, а этим вечером предстояла еще одна помолвка. Посреди веселого гомона я расслышала тихий перезвон бубенцов — высокий, какой-то нездешний. Звон делался громче и громче — и вот он уже у самого порога, и звери из упряжки бьют тяжелыми копытами, и чей-то кулак властно стучит в дверь. Кроме меня, никто ничего не слышал. Мои родственники как ни в чем не бывало болтали, смеялись и пели, а мне казалось, что их голоса тонут в раскатистом грохоте.
Я бесшумно встала, вышла из гостиной и прошла в переднюю. Ларец с золотом так и стоял у входа, наполовину скрытый громоздившимися на вешалке шубами и накидками. Мы все как-то о нем позабыли. Я распахнула дверь и увидела белую дорогу и сани — узкие, изящные, сработанные из белого дерева. Четверка похожих на оленей зверей стояла в упряжи из белой кожи; на облучке сидел возничий, а на запятках примостились еще двое слуг. Все они были белокожие и высокие, как мой Зимояр — наверное, уже пора звать его «моим», решила я, — но не такие величавые. Слуги носили всего одну косу с несколькими блестящими бусинами, вплетенными в волосы, а одежда у них была всех оттенков серого.