Зимнее серебро

Их король стоял на пороге, одетый в этот раз как приличествует для церемонии. Голову венчала корона: обруч из золота охватывал его лоб, на каждом из колючих, подобных остролисту серебряных зубцов сверкал драгоценный камень. Платье его было все из белой кожи. Плечи покрывал плащ, подбитый белым мехом; по краю, точно звонкая бахрома, рассыпался ясный хрусталь. Зимояр глядел на меня с высоты своего роста, и вид у него был сердитый, а уголки рта опустились в недовольной гримасе. Похоже, невеста ему не пришлась по сердцу. Да и с чего бы ему мною восхищаться? На мне было самое нарядное платье, которое я надевала в шаббат, с красной вышивкой вокруг манжет и на подоле, шерстяная жилетка и передник с оранжевым узором. Красивый наряд, но ничуть не роскошный, не особенный — просто платье купеческой дочки. А что на жилете золотые пуговки да на вороте мех — так это признак зажиточности, не более того. Я невысокая, неказистая, волосы у меня какие-то бурые — ну куда мне замуж за владыку Зимояров! Поэтому я не дала ему и рта раскрыть.

— На что я тебе сдалась? — выпалила я. — Что все скажут?

Он еще больше скривился и полоснул меня ледяным взглядом.

— Что мною обещано, то я исполню, — прошипел он. — Хоть бы весь мир для того пришлось погубить. Принесла ли ты мое золото?

В этот раз он говорил не так злорадно — видимо, больше не надеялся, что я не справлюсь с заданием. Я нагнулась и откинула крышку ларца, стоящего среди шуб и накидок. В одиночку мне было его даже с места не сдвинуть.

— Вот твое золото! — крикнула я. — Забирай и оставь меня в покое! Ни к чему тебе брать меня в жены: я тебе не по нраву, и ты мне тоже! Обещал бы мне лучше взамен какую-нибудь безделицу.

— Так судят лишь смертные. Вы платите подделкой за подлинное и жалким за великое. — Казалось, он весь источает презрение. Меня прямо зло разобрало. Впрочем, оно и к лучшему — так я его хотя бы не боюсь.

— Я-то плачу по-честному, — отчеканила я. — А вот ты не очень. Хорошенькая плата — отнять у меня дом и близких.

— Плата? — переспросил Зимояр. — Я бы и вовсе не платил тебе — с какой стати мне это делать? Но ты сама потребовала справедливого воздаяния, если докажешь, что владеешь высоким волшебным даром. Неужто, по-твоему, мне надлежало притвориться ничтожеством, что не в силах принять твой вызов? Сколь низко я пал бы! Однако этому не бывать. Я властелин хрустальной горы, а не какая-то безвестная тварь. Я плачу свои долги. Ты трижды доказала, что владеешь даром — не столь уж важно, как именно тебе это удалось. — Тут голос его зазвучал неожиданно печально: — И я не нарушу своего слова, чего бы мне это ни стоило.

Зимояр протянул мне руку, и я в отчаянии выкрикнула:

— Я даже имени твоего не знаю!

Он воззрился на меня так негодующе, будто я попросила принести мне его отрубленную голову:

— Моего имени?! Тебе нужно мое имя?! Ты получишь мою руку и мою корону, так удовольствуйся же и этим! Как смеешь ты требовать от меня большего?!

Зимояр ухватил меня за запястье: его перчатка обожгла мне руку холодом. Он выдернул меня наружу, и внезапно холод куда-то пропал, растаял, как лучи рассвета тают в полноводной реке, — а ведь я стояла посреди белого леса на снегу, и на ногах у меня были лишь домашние туфли, и даже шаль на плечи я не накинула. Я попыталась освободиться. Держал он нечеловечески крепко, но, когда я стала вырываться, он отпустил меня, и я шлепнулась в снег. Вскочила на ноги и вознамерилась бежать.

Только бежать было некуда. Позади и впереди меня тянулась среди белых деревьев дорога, а дедушкин дом как ветром сдуло, и городскую стену тоже. Остался только ларец цветом белее кости — он так и стоял распахнутый передо мной. В холодном отсвете леса золото сверкало подобно солнцу, словно в каждой монете притаился солнечный лучик, который пропадет, если его коснуться.

Двое слуг прошли мимо меня к ларцу и аккуратно закрыли крышку. Лица у них при этом были почти благоговейные. В глазах их читалась та же тоска, что и у людей на рынке, когда они смотрели на волшебное серебро. Зимояры подняли ларец почтительно, но легко, и погрузили в сани, — а ведь дедушкины дюжие слуги, пока тащили его, всю дорогу кряхтели. Я проводила ларец глазами и обернулась к моему королю Зимояров. Он махнул мне рукой властно, как бы не допуская возражений.

И что мне оставалось делать? Я, неуклюже спотыкаясь, побрела по глубокому снегу, вскарабкалась в сани и уселась рядом с Зимояром. Он сидел, прямой как палка, ровно посередине и не сместился ни на вершок. Единственное, что успокаивало, — он хотя бы не пытался ко мне придвинуться.

— Поезжай! — резко бросил король возничему, и бубенцы на упряжи встрепенулись, и сани заскользили вдоль широкой белой дороги. В ногах у меня лежало меховое покрывало, и я натянула его на колени, пряча стиснутые руки. Но холода я совсем не чувствовала.

* * *