— Не в таком состоянии, в каком я получил тело. Вот только… Это деревенская девушка, которая всю жизнь прожила в Черемуховой и получила лишь школьное образование. Даже если она знала, что такое восстановление девственности, вряд ли она сумела бы его организовать.
— Хорошо, какие тогда объяснения остаются? — спросил Гарик.
— Два, я бы сказал. Первое — искусственное оплодотворение. Если действовать достаточно аккуратно, девственную плеву можно сохранить. Но это снова не слишком вероятно — зачем такое Даше? Она была молода и здорова, она могла забеременеть естественным способом… Что, собственно, и случилось.
— Половой акт без проникновения? — бесстрастно предположил Матвей.
— Именно.
— Охренеть, теперь и этого бояться, — поежился Гарик, за что тут же получил укоризненный взгляд от девушки, сидевшей рядом с ним.
— Вероятность такой беременности очень невелика, если тебе от этого легче, — невесело усмехнулся Наумов. — Но она есть. Шансы повышаются, если партнеры здоровы, молоды, а женщина еще и на соответствующем этапе цикла. Видимо, это и произошло с Дашей.
— И что, она бы выносила ребенка… вот так? — смутилась девушка.
— А что здесь такого? Это был бы здоровый малыш, а его мать оставалась бы девственницей до самых родов, но не дольше, если бы они прошли естественным путем. Это все, что я могу сказать. Я не знал Дашу по-настоящему… Несколько раз видел на заправке, обменивался парой слов… Но не более. И все равно я не верю, что все это произошло случайно. Я очень надеюсь, что у вас получится разобраться, потому что… То, что убило Дашу, по-прежнему рядом, и от того, что в него не верят, оно никуда не денется. И мне, вот честно, совсем не хочется знать, как оно проявит себя в следующий раз.
Они ушли, больше ни о чем не спросив. Олег проводил их до выхода, потом вернулся в зал и накрыл тело простыней. Он не знал, зачем, это было глупо. Он сам над собой бы посмеялся — лет десять назад.
А теперь смеяться не хотелось. Он думал о том, что родители Даши приезжали только один раз — на опознание. Спросили, положена ли им какая-то компенсация, посетовали на то, как дорого проводить похороны. Потом они уехали, и с тех пор никто из больницы не мог дозвониться до них.
Ощущение того, что он слишком стар, вернулось с новой силой. Олег все же направился домой, ему нужно было отдохнуть — чтобы завтра заняться организацией похорон.
Темными ночами из дальних уголков сознания выбиралась память. Не всегда, с каждым годом все реже, но по-прежнему непредсказуемо, и Матвей пока не научился легко и быстро подавлять ее.
Память разбивалась на стаю саранчи, заполняющей все вокруг. Перед глазами один за другим мелькали образы, накладывающиеся друг на друга. Слишком быстрые, чтобы разглядеть их. Слишком знакомые, чтобы не узнать. Закрывающие весь мир, не позволяющие отличить настоящее от прошлого. Тело отзывалось на страх, который они приносили. В мышцах появлялось напряжение, для которого не было выхода, и становилось необъяснимо холодно в теплой комнате. Кожу будто покалывали изнутри тысячи невидимых игл, прокатывались по всему телу волнами. Сердце начинало биться все быстрее и быстрее, воздух загорался в легких. Матвею казалось, что прошлое, сорвавшееся с поводка, утаскивает его обратно…
Он не пытался с этим бороться, знал, что не получится, он только хуже сделает. Поэтому он лежал в постели неподвижно, дожидаясь, когда приступ пройдет сам собой. Это всегда длилось целую вечность, а часы показывали, что от десяти до тридцати минут. Именно поэтому он и таскал с собой часы с сияющим циферблатом. Чтобы напоминать себе: дольше получаса пытка не продлится, нужно только додержаться…
Потом приступ все-таки завершился, к телу вернулась способность двигаться, армия его личных демонов отступила, оставив Матвея одного в темной комнате. Он чувствовал себя разбитым и уставшим, хотелось заснуть, но он знал, что это опасно — засыпать после такого. Сны будут куда хуже, в них память пробирается легче и чаще. Поэтому он заставил себя подняться, игнорируя электрические вспышки боли в мышцах, и кое-как добрался до душевой. Прохладная вода всегда приносила облегчение, да и слой пота с кожи нужно было смыть.
У него сложились свои методы борьбы с атаками прошлого: душ, крепкий кофе, разминка, пробежка. Это всегда помогало с той или иной степенью эффективности, и всему Матвей научился на терапии. Может, ее стоило возобновить… или не стоило прерывать. Но он чувствовал, что должен был, когда болезнь старика усугубилась.
Он жалел Форсова, берег его, а что получил в итоге? Его наставник начал тратить последние силы на ту сомнительную девицу. Теперь Матвей не мог не думать: возможно, он допустил стратегическую ошибку? Если бы терапия продолжилась, у Форсова не хватило бы времени взять на обучение кого-то еще.