Зимнее солнце

Ладынин все-таки был дома. Он приоткрыл дверь, зыркнул на незваного гостя настороженным псом, словно решая, нахамить сейчас или подождать. Матвей не собирался давать ему время на размышления, он заговорил первым:

— Олег Геннадьевич Ладынин?

— Да, — кивнул хозяин дома. — А что такое?

— Игорь Тарушкин, — представился Матвей. — Я из прокуратуры.

— Она все-таки настрочила на меня заявление?! — от возмущения Ладынин даже распахнул дверь. — Я напишу ответное! Ее дружок чуть не сломал мне руку! Я с тех пор боюсь ходить в лес, я их обоих засужу!

Надо же, встреча с Таисой и Гариком ему запомнилась… Но сотрудник прокуратуры Тарушкин об этом знать не мог, поэтому Матвей остался спокоен, как скала.

— Если хотите написать заявление — вы в своем праве. Я здесь по другому делу, не касающемуся никаких женщин. Мы занимаемся вопросом фермы и обманутых ею сотрудников, которым положена компенсация.

Конечно, все это было бредом, который у многих бы вызвал подозрения. Но не у Ладынина, Матвей прекрасно знал, что делал. Такие люди, как Олег Ладынин, из любого разговора вылавливали в первую очередь ключевые слова. Например, «прокуратура», «ферма» и уж тем более «компенсация». Если же что-то казалось им неуместным или странным, они боялись спросить об этом, потому что привыкли изображать из себя уверенных экспертов во всем. А вдруг они будут выглядеть глупо? Уж лучше кивать, сотрудник прокуратуры наверняка знает, о чем говорит…

— Наконец-то! — обрадовался Ладынин. — Не зря я бьюсь! Заходите!

Он был настолько обрадован долгожданной вестью, что пустил гостя в дом, даже не спросив про удостоверение. Документ у Матвея был, но не настоящий, на крайний случай. Просто так показывать удостоверение не было смысла: если начнутся проблемы с настоящей полицией, он всегда сможет сказать, что это был безобидный розыгрыш, причем исключительно на словах, а почему Ладынин повелся — он не знает.

Хозяин дома привел его на кухню, тесную и переполненную ненужным хламом, но в целом чистую. Ладынин заставил себя сесть за стол, хотя чувствовалось, что на самом деле ему хочется наматывать круги по коридору.

— Так что, их посадили? Сколько денег удалось изъять? Что мне положено? Требую, чтобы меня записали в начале очереди, я ведь не покидал эту деревню, мне их обман всю жизнь переломал!

— Там все очень непросто, — осадил его Матвей. — Разбирательство еще ведется. Но даже если все завершится должным образом, вы понимаете, сколько времени прошло? На чистые выплаты надеяться не приходится.

— А что тогда делать? — растерялся Ладынин. В этот момент он напоминал ребенка, которому долго обещали конфету, но выдали в итоге вареную свеклу.

— Возможна компенсация имуществом.

— Нет там никакого имущества… Все растащили! Никто же не додумался оставить сторожа! Я один пытался сохранить эту дыру, но что я мог? Только я отойду, и там непонятно что начинается! Брали все, кто угодно, что нашли, то и брали…

— Но ведь это считается кражей, — указал Матвей. — Вы и сами понимаете, что ферма оставалась частной собственностью. Так что полиция будет расследовать это дело и наказывать людей, которые уносили что-то с фермы, как воров. И вот тут у вас появляется преимущество.

— Какое же?

— Вы можете легализовать все, что нашли на ферме и рядом с ней. Поэтому я и пришел к вам, вы действительно первый в очереди. Да и по-человечески, Олег Геннадьевич, мне вас жалко. С вами подло поступили.

— Очень подло!

— Я направился к вам, когда появилась возможность. Я уполномочен зарегистрировать все, что вы обнаружили в лесу, оставить вам расписку, и тогда никакого уголовного преследования не будет. Есть у вас, что регистрировать? Или дождемся суда?

С каждым человеком нужно говорить на его языке, и тогда смысл слов отходит на второй план, на первом остается форма. Собеседник настолько рад услышать то, что ему нужно, что не задумывается обо всем остальном.

Для таких переговоров требовалась эмпатия, поэтому Матвей и не любил прибегать к ним. Эмпатия — это не только умение настроиться на собеседника, идеально считывать его взгляды, улыбки, выражения лица. Это еще и временное устранение внутренних барьеров. Тогда приходится чувствовать то, что обычно заперто внутри, и надеяться, что оно не сумеет взять верх. Вот поэтому Матвей предпочитал иные методы, но с Ладыниным по-другому было нельзя.

Зато усилия профайлера все же оправдались. Старик просиял, ему нравилось, к чему шел этот разговор.

— Подождите здесь! — попросил Ладынин. — У меня все подготовлено! Я как знал!

Он спешно покинул кухню, а Матвей остался на месте, глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Хотелось снова закрыться ото всех, и от себя — в первую очередь. Но пока нельзя, рано слишком, ведь его план работал.

Он сразу заподозрил, что Ладынин мог найти и спрятать нечто важное. Из разговора старика с Таисой следовало, что он постоянно шатался по лесу и все, что оказывалось возле фермы, по праву считал своим. А вещи убитых женщин так и не нашли. Теперь Матвею предстояло узнать, связаны ли эти обстоятельства.