Зимняя Чаща

Я чиркаю спичкой о стенку печки, и спичка загорается – сейчас ярче нее нет ничего в доме. Жду, пока огонь охватит мелкие веточки, разложенные на дне печи. Потом пламя перекидывается на более крупные поленья, и я закрываю дверцу: пусть печь нагревается изнутри.

– Он оставался здесь прошлой ночью? – снова спрашивает Сюзи.

Я поднимаюсь и прохожу на кухню, чувствую себя на взводе – мне совершенно не хочется говорить с Сюзи об Оливере и вообще обо всем этом.

– Ему больше некуда было пойти, – говорю я, а про себя думаю: «Или это была просто игра. Глупая шутка, и я на нее попалась».

Вызов от других парней, которые никогда не заглядывали в мой дом. А может, они подбили его украсть одну из моих лесных находок, пока я сплю? Быстро оглядываю гостиную. Нет, вроде бы ничего не пропало, все на месте.

Но есть еще одна вещь, которой я никак не могу понять.

Он приходил на могилу Уиллы Уокер – зачем?

«И парень умер», – продолжает барабанить у меня в голове, не давая ни на минуту забыть об этом.

А ухмылка по лицу Сюзи расплылась уже так широко, что у нее даже уши слегка приподнялись.

– А почему он не захотел остаться в лагере? – спрашивает она.

– Не знаю, – отвечаю я.

Я ничего не знаю.

– Возможно, ему просто хотелось остаться здесь с тобой, – высказывает предположение Сюзи, показывая ряд ровных белых зубов.

– Сомневаюсь, – качаю я головой и достаю из кухонного шкафа коробку овсянки.

– Погоди, – выпрямляет спину Сюзи. – А ему известно, что случилось с тем парнем?

Я прикасаюсь пальцами к краю кухонного стола, чувствую под их кончиками выемку на холодной керамической плитке. Она появилась здесь, когда однажды я уронила сюда банку с медом и краешек плитки откололся.

Осколки стекла и брызги меда разлетелись тогда по всей комнате. Мама, разумеется, рассердилась ужасно, но бабушка только негромко спела песенку о том, что дом, в котором разлили мед, будет пахнуть сладко-сладко. Подозреваю, что эту песенку она сочинила тут же, чтобы подбодрить меня.

– Сказал, что ничего не знает об этом, – отвечаю я, вспоминая удивленное лицо Оливера, когда я сказала ему об этом. Но может быть, я ошиблась? Может быть, меня обмануло выражение его холодных зеленых глаз? Может быть, я просто сглупила, принимая за правду все, что он мне говорит?

– Впрочем, это мог быть просто несчастный случай, – добавляет Сюзи, откидываясь назад, на спинку дивана. Неожиданно она вновь заскучала, я вижу по ее лицу.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я, отрывая пальцы от стола.

Сюзи размышляет.

– Ну… тот парень, который умер… он мог просто с дерева свалиться и шею себе сломать. Или пошел прогуляться, споткнулся, упал да и замерз насмерть.

– Все может быть, – соглашаюсь я. – Только вот если это был несчастный случай, почему его хранят в такой тайне? Почему администрация лагеря не говорит прямо о том, что случилось?

– Кто знает. Может, они решили прежде всего поставить в известность родителей того парня. Или не хотят поднимать шум до приезда полиции. Я, в общем-то, не знаю, как там у них принято поступать в таких случаях.

Ее тон вновь кажется мне равнодушным, бессердечным. Можно подумать, что люди в лагере каждый день умирают. Как будто это был заурядный случай, о котором и говорить-то ни к чему.

Однако по выражению лица Сюзи я понимаю, что это не так. Смерть волнует ее, и ей хочется об этом поговорить, очень хочется. Просто она прикидывается, будто ей нет до этого никакого дела. Притворяется, что ничего страшного не произошло. Это, вероятно, помогает Сюзи не думать, что она крепко застряла в горах, а где-то рядом ходит убийца.

– Можем мы больше не говорить об этом? – добавляет Сюзи, и я окончательно убеждаюсь, что права. Она боится. Возможно, так и должно быть. Возможно, нам с ней обеим есть чего бояться.

– Конечно, – говорю я.

Но это не означает, что я перестану об этом думать. Что ощущение опасности перестанет разъедать меня изнутри. И я не буду больше беспокоиться и нервничать, не стану дважды перепроверять все замки-запоры на ночь перед тем, как мы сегодня уляжемся спать.

– Меня здесь вообще не должно быть, – едва не плача бормочет Сюзи.

Крыша дома скрипит и стонет под натиском крепнущего ветра.

– Ну, дорогу рано или поздно расчистят, – говорю я, пытаясь немного обнадежить Сюзи. Но сама-то я знаю, что зима пришла в наши горы всерьез и надолго, и пока расчистят дорогу, может еще месяц пройти, а то и больше. Снежные бури случаются теперь почти ежедневно, скатываясь с гор на озеро, все больше снега скапливается на крышах домов и на единственной ведущей отсюда дороге тоже. Мы в ловушке. Мы окружены со всех сторон. Мы в снежном плену.

Сюзи проводит пальцами по длинным волнистым волосам, прижимается лбом к высоко поднятым коленям, словно играющая в прятки девочка. Словно если она не видит темноту, то и тьма ее саму не сможет увидеть.

Ей здесь не место.