Элла никогда не признает, что это плохо.
– Они не закончатся, даже если ты упадешь без сил.
– Ты работаешь с детьми этого возраста?
И вот она на развилке. Куда идти, налево или направо?
– Да, мне больше всего нравятся дети в этом возрасте. Они всегда готовы узнавать новое.
Порыв ветра поднял в воздух снежинки, и они закружились, легкие, словно пыль.
Гейл присела около снеговика. Пальто выглядело особенно ярким на фоне снега, волосы растрепались, лицо без макияжа выглядело удивительно молодым. Рана на голове зажила, но остался небольшой шрам. Мама, которую она знала, всегда была одета в черное и сохраняла серьезное выражение лица. Она шла по жизни, поджав губы и смотря только вперед, будто постоянно следила за тем, чтобы не отклониться от маршрута. Та мама, которую она видела перед собой, была совершенно новой.
Ветер усилился и норовил пробраться под куртку. Элла подошла к дочери, намереваясь застегнуть молнию до самого верха. Но остановилась, увидев, что Гейл именно это и делает.
– Тебе не холодно, милая?
Мама никогда не использовала уменьшительные варианты имени и ласковые слова. Их общение в детстве было скорее деловым. «Почистила зубы? Не забудь почитать. Будь внимательна на уроках. Узнавай что-то новое каждый день».
– Нет, бабуля. На мне столько одежды, что я как капуста. Смотри, я закончила голову. – Таб похлопала по шару со всех сторон. – Нравится?
Более несуразного снеговика Элла не видела, потому затаила дыхание, ожидая, что мама выскажет это, чем испортит момент детского восторга.
– Очень. Получилась замечательно. – К удивлению Эллы, Гейл даже захлопала в ладоши. – У тебя талант лепить снеговиков.
Элла была так шокирована, что даже забыла о холоде.
Она была уверена, что мать просто неспособна на теплые чувства по отношению к членам семьи. Даже придумала ей оправдание: видимо, внутри что-то умерло после потери любимого мужчины. Оказалась, мама не утратила навыки.
Эллу переполняли чувства, которым она не могла дать определение. Сожаление? Зависть? Она откашлялась и расправила плечи. Что бы за чувство это ни было, она не станет придавать ему значение. Главное, что это приятные перемены. Очень приятные.
Видно, что мама старается, и она, Элла, ответит тем же. Порой в жизни важнее думать не о прошлом, а о том, каким может стать будущее.
Таб прижала очередной ком снега к шару снеговика.
– А мы можем каждый день лепить снеговика? Можем, бабуля?
– Конечно можем.
Таб отряхнула снег с перчаток и заявила деловым тоном:
– Теперь нам нужны веточки, чтобы сделать руки.
– Я поищу, – поспешно произнесла Элла и направилась к ближайшим деревьям. Ноги глубоко проваливались в снег, легко ломая тонкую корку. В ней застряли несколько еловых шишек. Она нагнулась, подняла их и сунула в карман. Затем на глаза попались подходящие веточки и камень, из которого получился бы отличный рот.
Элла не спешила, решив в полной мере насладиться утренней зимней сказкой. Она встала у края леса и принялась наблюдать за человеком большим и человечком маленьким, суетившимися около своего снежного творения. Они смеялись, им было хорошо и весело вдвоем.
В душе зародилась надежда на лучшее, ведь в Рождество всегда случаются чудеса.
Майкл прав: Таб может стать мостом, соединяющим два берега – их и маму.
Элла мечтала о том, что мать наконец сдастся и расскажет им с Самантой об отце. Представляла, как они соберутся вместе у большой рождественской елки, радуясь, что снова вместе, и будущее их станет счастливым. Может, мама покажет им фотографии, если они все же сохранились.
– Вот. – Элла сложила находки к ногам дочери. – Выбери, какие тебе больше нравятся.
Таб всегда относилась к выбору серьезно, поэтому принялась перебирать веточки – пару отбросила в сторону и наконец выбрала две. Приделав снеговику руки, она сделала из камешков глаза и повернулась к матери.
– А кто слепил самого первого снеговика в мире?
Элла, привыкшая к ее бесконечным вопросам, приготовилась к долгому разговору.
– Никто уже не помнит, кто слепил первого, но точно известно, что люди с давних пор лепили снеговиков. Еще в пятнадцатом веке очень известный художник и скульптор Микеланджело смастерил снеговика для человека, на которого работал.
– Он был красивым?
Элла потянулась и поправила руку-веточку.
– Не знаю, но уверена, что это было нечто потрясающее.
Таб поискала место для шишки на лице снеговика.
– А ты жила в пятнадцатом веке, бабуля? Ты видела того снеговика?
Элла отчетливо услышала, как мама чуть не задохнулась от возмущения.
– Нет, я не жила в пятнадцатом веке.
– Тогда бы бабушке было более четырехсот лет, – терпеливо принялась объяснять Элла. – Люди не живут так долго.
– Хотя порой утром я чувствую себя так, будто мне точно не меньше.
Элла не могла вспомнить, когда так приятно проводила время с мамой. Внутри появилось ощущение, будто она впервые в жизни попробовала сахар, тогда как раньше ела только соль.