Зимняя коллекция смерти

— Что за бред? Вот козел, пидор… — Кен закурил и тут же закашлялся. Сказались три пачки, приконченные за вчерашний долгий день.

— Теперь я жалею, что не хлопнул эту кончиту бутылкой и действительно не взял лэптоп, пока он стоял там на столе. Сейчас мы бы уже знали, кто убил Филиппа.

— Мне представляется, Иннокентий, что вы о чем-то умалчиваете.

— Хорошо… Теперь мы понимаем, что убийца местный. Это наш, отечественный производитель.

— И все-таки я жду объяснений.

— Так… Мне пришла в голову банальная идея, что Филипп мог познакомиться с убийцей по интернету. Странно, что вы об этом не подумали.

— Максим утверждает, что вы его спрашивали о каком-то конкретном молодом человеке.

— Это совершенно другое и к смерти Филиппа не относится.

— Иннокентий, я могу вызвать вас на официальный допрос.

— Ради бога, Антон. Мне нечего скрывать.

— Что такое «Персей»?

— Рекламное агентство, которое сотрудничает с нашим журналом. Мне нужно было выяснить, с кем конкретно в этом агентстве работал Филипп.

— И чтобы это выяснить, вы готовы ударить Максима бутылкой по голове. Почему бы вам просто не позвонить в «Персей»?

— Я все сказал.

Выпроводив следователя и наградив невидимого Максима троекратным «Пидорас!», Кен стал думать, как быть дальше. Он вывел семь вопросов:

«Где Костя?»

«Как он узнал, что я знаю?»

«Кто украл ноутбук Филиппа?»

«Куда пропал мобильник Филиппа?»

«Как найти мальчика из «Персея»?»

«Кто убил Филиппа?»

«И с кем я буду сегодня трахаться?» — последний вопрос, как ни странно, волновал Кена больше всего. После нервного напряжения, бурных возлияний и бессонной ночи ему всегда хотелось секса. Теплого, искреннего секса. О вчерашних проститутках он уже не вспоминал. Депутат Алексей Митрофанов как-то объяснил ему, что проститутки — не совсем секс, так же как «Макдональдс» — не совсем еда. Проститутки — это такой специальный «Макдональдс», посещение которого отнюдь не отменяет «Пушкина». Теперь Кену как раз хотелось «Пушкина». Он подумал о Кристине, но пошел по пути наименьшего сопротивления:

— Привет, Эл, что делаешь?

— Да так, закончила запись, собиралась перекусить.

— Давай ты приедешь ко мне и мы пообедаем вместе. Я работал всю ночь, устал и соскучился.

— Может, куда-то сходим?

— Нет, надоели все. Я хочу дома.

— Буду у тебя минут через сорок, — в ее голосе чувствовался энтузиазм.

Едва Кен разъединился, раздался звонок. «Оп-ля, Константин», — вырвалось у Алехина от неожиданности.

— Ну и где ты был, — обиженно начал Разумов, — я тебя час прождал, а теперь трубку весь день не берешь.

— Ни фига себе! «Боско» было закрыто на мероприятие, а у тебя телефон не отвечал.

— Как закрыто? Я там сидел. А телефон разрядился.

— Подожди, ты «Боско кафе» на Красной площади имел в виду или в Пассаже?

— На Красной…

— Извини, но это чертовщина какая-то, — Кен чувствовал, что теряет самообладание.

— A-а, понял, я же в «Боско-баре» был! А ты что, в кафе пошел?

— То есть ты хочешь сказать, что сидел в ста метрах от меня, а я-то подумал… — Алехин просто-напросто прошел мимо «Боско-бара», расположенного чуть раньше по фасаду ГУМа.

— Попытка номер два? — энергично спросил Разумов.

— Кость, у меня ночь была трудная, сегодня не хочется никуда выбираться. Давай пересечемся на днях и все обсудим.

Ответы на первый и последний вопросы нашлись практически одновременно. «Со всеми остальными надо будет повозиться», — мысленно подытожил Кен.

Улица Руставели

Вернувшись домой после ужина с Кеном, Кристина долго размышляла над его историей. «Что, в сущности, я могу сделать?» — повторила она вслух. Она подошла к окну — ее квартира находилась на седьмом, последнем этаже. За стеклом стояла темнота сталинского квадратного двора, густо заросшего тополями и липами. Сквозь свое двоившееся отражение Кристина видела высохшие ветки, укрытые снегом, уютные желтые окна неведомых соседей, крыши, утыканные телевизионными антеннами, — причудливым рисунком они напоминали карликовые японские сосны. Там, вдалеке, между домами, темное небо дырявила серебряная сосулька «Триумф-Паласа». Было тихо и по-московски уютно.

Огромный огнедышащий мегаполис, как ни удивительно, все еще берег эти островки старой размеренной жизни. В центре — в районе Старосадского переулка, кое-где в Лефортове или в Замоскворечье до сих пор пахло деревом, чаем со свежей булкой и вареньем. Здесь все было лень и отставка. Хотя в домах опальных вельмож и степенных купчин уже давно жили деятельные князья мира сего, сонный дух московского прошлого никак не выветривался отсюда. Он въелся в трещины на желтой штукатурке стен, в кору вековых дубов и лип, в старые крыши, в провалы рассохшегося асфальта, в скрипучие дворовые качели.