Зимняя королева

Розамунда понимала Сесилию, ее невыразимую боль, от которой невозможно мыслить ясно. Ее собственное путешествие в Лондон научило ее многому.

— Вы тут надолго задержитесь?

— Зависит от того, когда моя петиция дойдет до адресата, — ответила Сесилия. — Вы не знаете, королева прочла ее?

— Я этого не знаю. Она не говорит со своими фрейлинами о делах. К тому же она последнее время так расстроена.

— О да! — Слабая невеселая улыбка коснулась губ Сесилии. — Лорд Мисрул, подвешенная кукла… Никто не знает, что еще случится в это Рождество.

— Надеюсь, больше ничего! — резко возразила Розамунда. В это Рождество могут происходить только замечательные вещи, подумала она, если не считать надоедливого беспокойства, которое постоянно висело над нею и над всем двором.

— Хотя… Чего еще можно ждать при дворе, кишащем шотландцами? Уж не говоря об австрийцах и шведах. Все они преследуют свои интересы, улаживают свои дела.

— Как и вы свои.

— А вы — свои, леди Розамунда! — Темные, как у Энтона, глаза Сесилии еще больше потемнели. — Вы, кажется, неплохо себя чувствуете в обществе моего шведского кузена.

Розамунда нахмурилась, шлепнула перчатками по ладони:

— У него много достоинств. Уверена, если вы постараетесь узнать его…

Сесилия оборвала ее, замахав руками:

— Знать его не хочу! Мой дед навлек на голову нашей семьи огромные хлопоты, оставив ему поместье. Но скоро я все улажу, если даже мне самой лично придется драться на турнире. Я это сделаю!

— О, Сесилия! Он и есть ваша семья. Может, вам совсем не нужно биться. Если вы с ним поговорите, может, достигнете какого-то согласия. Семьи непременно должны объединяться.

Сесилия покачала головой:

— Леди Розамунда, вы не поймете. У вас всегда была защита вашей семьи. А я всегда защищалась сама, сама была вынуждена драться за свое место и этом мире. Мой отец продал меня в замужество, а сейчас муж мертв. Теперь, когда я вдова, семья моего мужа не дает мне мою вдовью долю. А моего деверя я не видела уже несколько месяцев. Скорее всего, проматывает остатки моей доли! Теперь я не соглашусь на жалкие подачки заморского родственничка. Я не так глупа…

Розамунда не знала, что сказать. После чудесного дня, проведенного с Энтоном, столкнуться с горестями Сесилии… Это напомнило ей о тучах, нависших над ее собственной жизнью.

Но сейчас, на Рождество, возможно все!

— Мне очень жаль, Сесилия, — мягко сказала она, — но еще есть время, чтобы все уладить.

— Если королева отдаст мне, поместье! Вы мне скажете, если она упомянет о моем деле?

— Да, но я сомневаюсь, что она поделится со мной.

— Потому, что она держит своих фрейлин подальше от дел, или потому, что вы считаете моего кузена такой душкой?!

Розамунда не успела ответить, так как Сесилия развернулась и заторопилась по коридору, ее черное одеяние растворилось в вечерних сумерках. Но за нею остался ощутимый след печали. Печали, которой здесь заражено все, которая напомнила Розамунде о реальной опасности ее жизни при дворе, связанной с ее чувствами к Энтону.

Переодеваясь к пышной вечерней процессии, Розамунда вспомнила кое-что еще… Когда они с Сесилией встретились в коридоре, та вышла из комнат, отведенных шотландской депутации. Что за дело было у нее там?!

Глава 9

Святой день избиения младенцев, 28 декабря

Кожаный мяч гулко стучал о выкрашенные в черный цвет стены королевского кош-корта, а Энтон с лордом Лэнгли прыгали по площадке, стараясь взять верх в игре. Лэнгли был впереди, а Энтон пытался набирать очки, посылая мяч свечой через открытое пространство между трибунами, расположенными высоко над их головами под навесом. Энтону доставляло удовольствие ощущение разогретых мышц и испарины на лбу; оно позволяло ему сосредоточиться на чем-то другом, а не на Розамунде и приглушало остроту желания обладать ею.

Мощным ударом ракетки он послал мяч на сторону Лэнгли; тот прыгнул за ним, но промахнулся и с проклятиями упал на пол корта. Энтон вытер рукавом рубашки пот со лба и крикнул:

— Признаете поражение, лорд Лэнгли?! Лэнгли, смеясь, поднялся на ноги.

— Сейчас признаю, но это не может продолжаться долго, Густавсен. Сначала коньки, Теперь кош… Скоро я возьму над вами верх.

— В чем? Нам всем приказано оставаться во дворце до конца рождественских праздников, а для турниров сейчас очень холодно.

— Да, к вашему счастью, скачки устроить нельзя, — сказал Лэнгли.

Они подошли к краю корта, где ждали их слуги с чистыми полотенцами и теплыми бархатными жакетами, чтобы игроки не застудились.

— Там я бы взял над вами верх. Не можете же вы, шведы, всюду чувствовать себя так же уверенно, как на коньках?

Энтон засмеялся, энергично растирая полотенцем голову.

— От коньков мало толку в сражениях, так что мы вынуждены иногда обращаться к примитивным способам передвижения — верхом на лошади.

— Не таким уж примитивным. Подвиги всадников производят большое впечатление на леди.

— Такое же, как и высокий титул?! Лэнгли криво усмехнулся: