Тварь горела, или, по крайней мере какая-то часть тела Эдуардо Фернандеса была съедена огнем, но омерзительный демон взобрался еще на одну ступеньку выше. Теперь он был почти на самой верхней площадке.
Хитер не могла больше ждать. Жар был невыносим. Она уже и так слишком долго выставляла лицо и, вероятно, очень скоро оно запузырится от ожогов. Голодный огонь обжирал потолок коридора, облизывая планки на верху. Ее положение становилось опасным.
Кроме того, Даритель не собирался валиться вниз в самое пекло, как она надеялась. Он достигнет второго этажа и откроет ей свои объятья, протянет пучок горящих рук, пытаясь обвиться вокруг нее и стать ею.
Сердце заколотилось еще неистовей. Хитер поспешно отступила на несколько шагов к коридору к красной канистре с бензином. Подхватила ее одной рукой. Должно быть, израсходовала три галлона из пяти.
Она оглянулась.
Чудовище вышло с лестницы, в коридор. И труп и Даритель были в огне. Не просто тлеющая шишка обугливающейся материи, но ослепительная колонна бурного пламени, как будто их сплетенные тела были сделаны из сухого трухлявого дерева. Некоторые длинные щупальца извивались и бились, как кнуты, разбрасывая струи и комки огня, которые падали на стены и пол, поджигая ковер и обои.
Когда Тоби шагнул еще раз к закрытой занавесками нише, Фальстаф бросился с порога в комнату. Пес пересек ему дорогу и гневно залаял, предупреждая о необходимости отступить.
Что-то шевелилось на кровати за занавесками, терлось о них, и каждая последующая секунда была для Тоби как час, как будто он оказался в замедленном кино. Спальный альков - как сцена для кукольного спектакля: совсем чуть-чуть осталось до начала представления. Но вовсе не Панч и не Джуди готовились к выходу, не Кукла и не Олли, и не один из Маппетов, никто из тех, кого можно встретить на "Улице Сезам". Было ясно, что начинающаяся программа не будет веселой, никакого смеха во время этого странного представления не услышишь. Тоби захотелось закрыть глаза и загадать, чтобы это, на кровати, исчезло. Может быть, тварь-гость перестанет существовать, как только забыть о ней? Снова нечто задвигало занавесками, выпячивая одну из них, словно говоря "Привет, Малыш!" Может, ОНО только и живет потому что веришь в него, точно так же, как в Тинки-Колокольчик из "Питера Пэна". Так что если закрыть глаза и хорошенько представить себе кровать пустой, воздух - благоухающий свежеиспеченным печеньем, тогда этого больше там не окажется, и ничто не будет вонять. План не был совершенным. Может быть, это был даже весьма глупый план, но, по крайней мере, хоть что-нибудь. Он должен что-то сделать или сойдет с ума, потому что не может сделать больше ни единого шага к кровати, и не потому, что ретривер блокировал путь, а потому что был так напуган. Просто оцепенел. Папа ничего не говорил о том, что герои цепенеют на месте. Или о том, что их рвет. Героев когда-нибудь тошнит? Потому что чувствовал, что его сейчас вытошнит. Он не мог убежать, потому что убежать - значит повернуться спиной к этой кровати. Он не сделает этого, не сможет. Это означает, что закрыть глаза и пожелать, чтобы это исчезло, - это все-таки план, лучший и единственный. Если бы не то препятствие, что он не мог уже целую вечность закрыть глаза!
Фальстаф оставался между Тоби и альковом, но повернулся мордой к тому, что бы там ни скрывалось. Тоже застыл, не лая. Не рыча и не скуля. Просто ожидая, оскалив зубы, дрожа от страха, но готовый сражаться.
Рука выскользнула из-за занавески, и вытянулась вперед. Это была почти что голая кость в мятой перчатке морщинистой кожи, покрытая плесенью. Конечно, такое не может существовать, если вы не верите в это, потому что такое более невозможно, чем Тинки, в миллион раз невозможней. Пара ногтей все еще сохранилась на гниющей руке, но они почернели и напоминали блестящий хитин жука. Если он не может закрыть глаза и пожелать, чтобы это исчезло, если не может бежать, то, по крайней мере, должен закричать маме, так жалобно, как только может мальчик, которому еще нет девяти. Ведь в конце концов, у нее автомат, а не у него. Появилось запястье, потом вся рука с клочками мяса. Рваный, в огромных прорехах, рукав голубого платья или блузки.
- Мама!!! - Он выкрикнул это слово, но услышал его только в своей голове, потому что никакого звука с его губ не сорвалось. На мертвой руке был черный браслет с красными пятнышками. Блестящий. Очень новый. Затем он задвигался и оказался не браслетом, а жирным червяком, нет, щупальцем, обернутым вокруг запястья и спрятанным под гниющим мясом, под грязным голубым рукавом. - Мама, помоги!
Главная спальня. Тоби нет. Под кроватью? В шкафу, в ванной? Нет, нет времени искать. Мальчик может спрятаться, но не собака. Должно быть, убежал в свою спальню.
Обратно в коридор. Волны жара. Дико скачущие огни и тени. Треск, грохот, вой, свист огня.
Другой свист. Очертания Дарителя. Яростное мелькание горящих щупалец.