Зимняя луна

— В этих телах, — сказало то, в Тоби, загадочно. — Там они в этих телах.

— Больше нет. Теперь они — души.

— Не понимаю.

— Уверен, что понимаешь. Их души отправились на небеса.

— Но есть тела.

— Они ушли на небо, чтобы быть с Богом.

— Но есть тела.

Мальчик глядел сквозь него. Но глубоко в глазах Тоби что-то задвигалось, как извивающаяся нитка дыма. Джек почувствовал, что нечто пристально на него смотрит.

— Есть тела. Есть марионетки. Что еще?

Джек не знал, как отвечать.

Дувший ветер был таким холодным, как будто он скользил по леднику на своем пути к ним

То-в-Тоби вернулось к первому вопросу, который он о задавало:

— Что они делают там, внизу?

Джек поглядел на могилы, затем в глаза мальчика, решив быть прямолинейным. Он ведь на самом деле говорит не с мальчиком, поэтому ему не нужно пользоваться эвфемизмами. Или он сошел с ума, вообразив себе всю беседу и это нечеловеческое присутствие. В любом случае, слова не имеют значения:

— Они мертвы.

— Кто мертвы?

— Они. Эти три человека, зарытые здесь.

— Что значит мертвы?

— Без жизни.

— Что значит жизнь?

— Противоположность смерти.

— Что значит смерть?

В отчаянии Джек сказал:

— Пустота, отсутствие, гниение.

— Но тела есть.

— Не всегда.

— Тела есть всегда.

— Ничто не длится вечно.

— Все длится вечно.

— Ничто не длится вечно.

— Нет. — Все становится.

— Становится чем? — спросил Джек. Теперь он был уже не в состоянии давать ответы, его переполняли собственные вопросы.

— Все становится, — повторяло То-в-Тоби.

— Становится чем?

— Мной. Все становится мной.

Джек подумал, о чем, черт возьми, ОНО говорит, и имеет ли сказанное для ЭТОГО больше смысла, чем для него самого? Начал сомневаться в том, что сегодня проснулся. Может быть, он задремал? Если не сошел с ума, то, вероятно, заснул. Захрапел в кресле в кабинете, с книгой на коленях. Может быть, Хитер и не приходила, чтобы сказать ему о Тоби на кладбище, и в этом случае все, что ему нужно сделать, — проснуться.

Ветер ощущался, как всамделишный. Не похожий на ветер во сне: холодный, пронизывающий. И он набрал достаточно силы, чтобы шептать в траве, шелестеть в деревьях.

То-в-Тоби сказало: — Приостановлены.

— Что?

— Вид сна.

Джек поглядел на могилы.

— Нет.

— Ожидание.

— Нет.

— Марионетки ждут.

— Нет. Мертвы.

— Расскажи мне их секрет.

— Мертвы.

— Секрет!

— Они просто мертвы.

— Скажи мне.

— Здесь нечего говорить.

Речь мальчика все еще была спокойной, но его лицо покраснело. Артерии так пульсировали на висках, как будто кровяное давление поднялось выше обычного.

— Скажи мне!

Джек непроизвольно задрожал, все больше страшась загадочного характера их разговора, встревоженный тем, что он разбирается в ситуации меньше, чем думал, и что его невежество может привести к тому, что он скажет что-то не то и каким-то образом подвергнет Тоби еще большей опасности, чем он уже был.

— Скажи мне!

Охваченный страхом, смущением и разочарованием, Джек схватил Тоби за плечи, посмотрел в его чужие глаза:

— Кто ты?

Никакого ответа.

— Что случилось с моим Тоби?!

После долгого молчания:

— В чем дело, папа?

Кожа на голове Джека зудела. То, что его назвало «папой» _э_т_о_, ненавистный чужак, было самым худшим оскорблением.

— Папа? Прекрати это.

— Папа, что случилось?

Но это был не Тоби. Нет. Голос все еще не нес его естественных интонаций, лицо было вялое, а глаза по-прежнему были «не такими».

— Папа, что ты делаешь?

То-в-Тоби очевидно не осознавало, что его маскарад разоблачен. До сих пор оно думало, что Джек верит, будто говорит с сыном. Паразит боролся за продолжение спектакля.

— Папа, что я сделал? Почему ты сердишься? Я ничего не сделал, папа, правда!

— Кто ты такой? — требовал Джек.

Слезы побежали из глаз мальчика. Но за этими слезами чувствовалась уверенность кукольника в силе своего обмана.

— Где Тоби? Ты, сукин сын, кто бы ты ни был, верни мне его!

Прядь волос упала Джеку на глаза. Пот заливал лицо. Любому, кто появился бы сейчас рядом с ними, его чрезвычайный страх показался бы слабоумием. Может быть, и так. Или он говорит со злым духом, который управляет его сыном, или он сошел с ума! В чем больше смысла?

— Отдай его мне, я хочу, чтобы он вернулся!

— Папа, ты пугаешь меня, — сказало То-в-Тоби, пытаясь вырваться от него.

— Ты не мой сын.

— Папа, пожалуйста!

— Прекрати! Не играй со мной — тебе не обмануть меня, ради Бога!

ЭТОТ вырвался, развернулся убегая и упал на  надгробие Томми.

Джек, сидевший до этого на корточках, упав на колени от рывка, с которым мальчик вырвался от него, крикнул яростно:

— Отпусти его!

Мальчик взвизгнул, подпрыгнул, словно от неожиданности, и повернулся лицом к Джеку:

— Папа! Что ты здесь делаешь? Зачем кричишь? Ты меня напугал.

Он снова говорил как Тоби.

— Что за дела, что ты тут выискивал на кладбище? Парень, это не место для игр!

Они не были так близко друг от друга, как недавно, но Джеку показалось, что глаза ребенка больше не кажутся ему чужими: Тоби снова его видит, а не смотрит сквозь.

— Папа, а почему ты на четвереньках? Ко мне подкрадывался, хотел напугать?

Мальчик снова был Тоби, все в порядке. То, что управляло им, было не достаточно хорошим актером, чтобы так играть.