Зимняя песнь

– Король правил живыми и мертвыми, – продолжал рассказчик. – Каждую весну он возрождал верхний мир к жизни и каждую осень насылал на него смерть. – Король гоблинов устремил взор на картину, где голые ветви покрылись листьями и цветами, а затем буйство зелени сменилось увяданием. – Шли годы, король старился, силы его покидали. Весна наступала все позже, осень – все раньше, и в конце концов весна перестала приходить совсем. Жизнь в надземном мире остановилась, повсюду воцарилось безмолвие. Людям это принесло много бед. – На волшебной картине все засыпало снегом, смена сезонов прекратилась. – И вот однажды к правителю явилась храбрая дева, – Король гоблинов оторвался от картины и снова обратил взор на меня, – и попросила вернуть к жизни мир на поверхности.

– Храбрая? – с вызовом усмехнулась я. – Храбрая, а не красивая?

Эрлькёниг скривил губы.

– Храбрая, красивая – неважно. Констанца рассказывает так, я – эдак. – Король гоблинов шагнул ко мне. Я не двинулась с места, сопротивляясь опасной близости его присутствия.

– Взамен она предложила королю свою жизнь. «Моя жизнь за жизнь моего народа», – сказала она, моля его принять эту жертву. Дева знала Древний закон: жизнь за жизнь, кровь за богатый урожай. Без этого Подземный мир грозил погибнуть и, умирая, вытянуть из мира верхнего последние соки.

Король гоблинов навис надо мной, его растопыренные пальцы протянулись к пульсирующей жилке на моей шее. Я едва дышала, я ждала – жаждала, – что он коснется меня, завладеет нитью моей жизни и отнимет ее.

Этого не произошло. Его пальцы сжались в кулак, он отступил.

– Ее жизнь напитает жизнь короля, жизнь короля поддержит обитателей Подземного мира, а сила их жизней перейдет к земле и растениям. Король принял жертву девушки, и с наступлением нового года снова пришла весна.

История была по-своему красивой и более походила на легенду или притчу о добрых христианских мучениках, одну из тех, что мы слышали от мамы, нежели на сказки Констанцы о проделках хобгоблинов. Добродетельные, сильные духом люди, готовые пожертвовать собой ради всеобщего блага, были героями маминых рассказов, как и отважная девушка, о которой поведал Король гоблинов. Однако моя сестра не вписывается в мамину историю, она – легкомысленная красотка из баек Констанцы. Кто же тогда храбрая героиня сказки, рассказанной Королем гоблинов?

– История на этом не заканчивается, так? – спросила я.

– У этой истории нет конца, – резко ответил он. – Она длится вечно.

Во взоре Короля гоблинов сквозила печаль. Или сожаление. Глаза у него были не такие, как у прочих гоблинов, не эти выпуклые, бездонно-темные кругляши, в которых ничего не прочесть. Их взгляды оставались для меня непроницаемыми, черты лиц воспринимались как неестественные и чуждые, однако мы с Королем гоблинов чувствовали друг друга, общаясь на понятном мне языке тела.

– То есть ты хочешь, чтобы моя сестра умерла ради жизни на земле… – прошептала я.

Он промолчал.

– Если… – проговорила я надтреснутым голосом и откашлялась. – Если ты проиграешь, что будет? Весна никогда не наступит? Верхний мир погрузится в вечную зиму?

Лицо Короля гоблинов было серьезным.

– Ты готова пойти на этот риск?

Мучительный выбор. Жизнь моей сестры… или судьба мира. Я знала, что мои ставки высоки, но только теперь поняла, что Король гоблинов поставил на кон гораздо больше.

– Что станет с тобой, если я выиграю? – шепотом спросила я.

На его губах промелькнула улыбка, скорее грустная, чем удовлетворенная: уголки рта были скорбно опущены.

– Ты знаешь сама, – ответил он. – Ты первая и единственная, кто задал этот вопрос.

С этими словами он исчез, оставив за собой вихрь сухих листьев.

* * *

Мое время истекало. Лишенная возможности видеть рассветы и закаты, я считала часы и дни по тому, как теряли цвет волосы Кете, как она худела и бледнела. Соблазнительные изгибы груди и бедер исчезли, кожа под глазами истончилась и стала темно-фиолетовой. Моя сестра медленно умирала.

Король гоблинов уделял ей много внимания, играя роль венгерского князя. Я наблюдала, как они воркуют и милуются во время этих встреч, за обедом и ужином, на бурных празднествах, которые по его приказу проводились каждый вечер. И опять рекой лилось гоблинское вино, опять до утра царило разгульное веселье.

Каждая потерянная минута увеличивала шансы на победу Короля гоблинов. Я читала это в его глазах всякий раз, когда наши взгляды встречались поверх головы Кете, а случалось это часто. Я постоянно ощущала на себе этот взор, настойчивую ласку, которая заставляла меня посмотреть на него. Вслух я этого не признавала, но вид Кете, прижимающейся к нему, вызывал у меня дикую зависть. В нашей игре она была пешкой, приманкой, наживкой на крючке – я это знала, но все равно испытывала жгучие, точно крапива, уколы ревности. Я страшно скучала по клавиру, на котором могла выразить свое разочарование и тщету стараний градом яростного стаккато.