Зимняя песнь

Но отчего он меня жалел? Мое горе принадлежало мне одной, и делить его с кем-либо я не собиралась. Я оплакивала не свою жизнь, ибо прожила ее достойно, а жизни тех, с кем меня разлучила судьба, – сестры, брата, родителей. Я не увижу, как Йозеф взойдет к славе, вдвоем с Кете не отправлюсь в путешествие по великим городам мира, не услышу свое имя из ее уст.

Король гоблинов подхватил меня на руки и отнес в мою старую земляную комнату. Переместились мы быстро, по прямой, но я не удивилась, зная, что мой спутник обладает способностью изменять пространство и время так, как ему удобно. Он опустил меня на пол перед дверью, по-прежнему запертой при помощи странного приспособления, а затем с учтивым поклоном растаял в воздухе.

Мне было приятно открыть эту дверь и услышать негромкий лязг, с которым запорный механизм встал на место. Я столько раз делала это, запирая свое сердце, что теперь испытала удовольствие, заперевшись от всего мира.

Я была опустошена. Какой бы дух ни наполнял этот сосуд, он покинул его много лет назад, оставив мне лишь призрачное напоминание о себе да мое тело.

Я зажгла свечу.

Я слышала, что перед тем, как принять постриг и посвятить свою жизнь Христу, послушницы в монастыре устраивают ночное бдение при свечах, так же, как невесты накануне венчания, перед тем, как вручить себя мужу. Но здесь, глубоко под землей, какое расстояние отделяло меня от Его милости? По воскресеньям я вместе с семьей прилежно посещала мессу, однако никогда не ощущала присутствия Господа или Его ангелов. В бога я поверила, только услышав, как играет Йозеф.

Я проведу это бдение в одиночестве, без молитв. О чем мне молиться? Об удачном супружестве и куче детишек? Смогу ли я зачать и выносить хотя бы одного? И кто это будет – дитя или уродливое создание, получеловек-полугоблин? А может, помолиться о чем-то для себя лично? Например, пожелать себе жизнь, какой у меня никогда не было, полную и насыщенную?

Я не молилась ни о чем. Сложив ладони, я стояла на коленях перед свечой и смотрела, как она догорает в ночи.

* * *

Я прощаюсь с верхним миром.

Прощай, родная мать, терпенье и заботы – твой удел;
Прощай, отец, я знаю, счастья ты семье хотел;
Прощай, Констанца, вовек твоих историй не забыть;
Прощай, и Ганс, тебе уж больше голову мне не вскружить;
Прощай, сестра, прости, что от тебя вдали;
Прощай, мой брат, сияй, играй, талант дари;

Прощайте, все, вам шлю свою любовь.

Свадьба

Когда я проснулась, комнату заливал яркий свет. Я не помнила, как уснула, но в какой-то момент своего ночного бдения я отошла от свечи и устроилась возле камина. Я смотрела на пляшущие языки пламени и сочиняла гимн, свой первый, тихонько напевая и шлифуя мелодию, пока она не зазвучала, как надо. Бумаги, чтобы записать ноты, у меня не было, да и неважно. Этот гимн посвящался сегодняшней ночи и только ей одной – никто никогда не споет его Богу ли, мне ли.

Свет исходил от камина и падал косыми лучами, похожими на лучи утреннего солнца. Я сощурилась. Роща гоблинов на картине над каминной полкой – если не ошибаюсь, в прошлый раз она была изображена в ночном сумраке, – теперь предстала моим глазам в разгар дня. За ночь на полотне как будто выпал снег, и теперь морозное солнце озаряло его искристую белизну.

Я нахмурилась: свет лился сквозь пейзаж, словно через окошко во внешний мир. Я встала, ощутив боль в затекших мышцах, и потянулась пальцами к картине, чтобы коснуться этого чуда.

– Ай-яй-яй! Было же сказано – руками не трогать.

Веточка и Колютик.

– А стучаться – не было сказано? – огрызнулась я.

– Не было, – бодро сказала Колютик. – Ты пожелала дверь с замком, а пользоваться ею ты нас не просила.

– Значит, это должно быть исправлено немедленно.

– Желание ее светлости – для нас закон. – Веточка изогнула свое долговязое туловище в поклоне, отчего ее лиственная шевелюра подмела пол.

– Светлость или нет, вы все равно обязаны подчиняться, – беззлобно заметила я.

Колютик состроила недовольную гримасу.

– Хм, она пока не «ее светлость». – Темные птичьи глаза-бусины оглядели меня с головы до ног, от растрепанных волос и заплаканного лица до босых пяток. Прочесть какие-либо эмоции на этой странной, нечеловеческой физиономии было практически невозможно, однако мне показалось, что на ней мелькнуло легкое презрение.

– Но скоро станет, – возразила Веточка. Меня будто кольнуло; я почувствовала не то чтобы страх, но и не радость.

– Мы… мы с Королем гоблинов поженимся?

– Да. Его величество будет ждать тебя, – Веточка и Колютик переглянулись, – в часовне.

– В часовне?

– Так он ее называет, – равнодушно промолвила Колютик. – Придерживается нелепых человеческих ритуалов. Впрочем, это не имеет значения. А вот что действительно важно, – лукаво продолжала она, – так это брачная ночь.