– Не уходите от темы разговора. Применение противозачаточных средств аморально. Просто бессовестно вручать презерватив любой женщине, не говоря уже о незамужних и душевнобольных.
Индия вышла из-за стола.
– Что по-настоящему бессовестно, сэр, так это ваше упорное нежелание признать, что постоянные беременности и роды подрывают здоровье женщин, а их детей обрекают на хроническую бедность.
– Я более не желаю вас слушать, доктор Джонс. Вами займутся официальные лица в Британской медицинской ассоциации. Я добьюсь, чтобы вас лишили лицензии. Немедленно покиньте мою клинику!
– Вы… вы этого не сделаете. Не посмеете! – прошептала оторопевшая Индия.
– Что случилось? Что тут произошло? Доктор Гиффорд, доктор Джонс!
В дверях, выпучив глаза от изумления, стояла Элла с кипой папок в руках. Индия знала их содержимое. То были истории болезни недавно скончавшихся пациентов. Раз в месяц Элла приносила эти папки ей или доктору Гиффорду на просмотр и подпись, после чего они отправлялись в архив.
Индия не могла ответить Элле, а Гиффорд не посчитал нужным.
– Я сожалею, что вообще взял вас на работу, доктор Джонс, – язвительно произнес он. – Ваши суждения свидетельствуют о пробелах в вашем образовании. Но за вас просила ваш декан, и я уступил ее просьбам.
Внутри Индии забурлил гнев. В Гиффорде ее бесило все: несправедливые замечания, архаичное мировоззрение и наплевательское отношение к пациентам. И вновь слова полились из нее раньше, чем она успела прикусить язык.
– Я знаю, почему вы взяли меня на работу. Мне можно платить меньше, чем врачу-мужчине, и нещадно нагружать работой. С тех пор как я пришла к вам, мы стали принимать вчетверо больше пациентов. И они приходят сюда благодаря мне. Не вам… мне.
Элла разинула рот.
Гиффорд брезгливо поморщился и покачал головой:
– Вот к чему привело позволение учить женщин медицине. Неслыханная дерзость…
Гнев, копившийся в Индии, вырвался наружу.
– А вот это… – Она стремительно подошла к Элле. – Это происходит, когда медициной занимаются мужчины. – Индия открыла папку, лежавшую сверху. – Джеймс, Сюзанна. Тридцать один год, – прочла она дрожащим от гнева голосом. – Пятеро детей. Последние роды принимали вы. Разрывы от акушерских щипцов привели к образованию свища. В результате у нее появилось недержание мочи и она утратила способность к половой близости. Муж ее бросил. Покончила жизнь самоубийством… Розен, Рейчел. Двадцать пять лет. Поступила в родильное отделение Королевской бесплатной больницы двадцать четвертого июля. В тот же день родила двойню. Оба мальчики. Двадцать шестого у нее обнаружен послеродовой сепсис. Умерла через три дня… Вайнстайн, Това. Поступила девятнадцатого июля. Умерла двадцать седьмого от послеродового сепсиса… Биггс, Аманда. Умерла первого августа от послеродового сепсиса. Три смерти за неделю, и все они были вашими пациентками. Скажите, доктор Гиффорд, вы мыли руки после Рейчел? После Товы? После Аманды? Кого еще вы заразили? Думаю, это мы узнаем на следующей неделе.
– Вот что, доктор Джонс… – процедил Гиффорд.
Индия раскрыла другую папку:
– Джонсон, Эльса. Затяжные роды. Для стимулирования дважды применялась спорынья. Ребенок родился мертвым. Симптомы указывают на передозировку.
– Доктор Джонс…
– Рэндалл, Лаура. Двадцать два года. Родила девочку. Неполное удаление плаценты. В результате – заражение крови. Умерла шестого июля. Ребенок умер четырнадцатого от недостаточного питания.
– Доктор Джонс, с меня достаточно! – загремел Гиффорд.
Индия прекратила читать и, глядя ему в глаза, сказала:
– Попробуйте лишить меня лицензии, и тогда обещаю: я сделаю все, что в моих силах… все… чтобы вы лишились своей.
– Отдайте мне папки.
– Вначале вам придется меня ударить.
Элла шумно вздохнула.
– Вы изволили забыть, что являетесь младшим врачом. Британская медицинская ассоциация даже не станет вас слушать. Ваши обвинения – недостаточное основание, чтобы лишить меня лицензии.
– Возможно, зато я лишу вас пациентов. И здесь, и на Харли-стрит. Уменьшение пациентов означает уменьшение доходов. А ведь деньги для вас, доктор Гиффорд, – главное! Я отнесу эти папки в «Кларион», «Таймс», «Газетт». Ваши богатые пациентки узнают, как отвратительно вы лечите женщин из бедных слоев. Что еще хуже для вас, я зароню в них сомнение, мыли ли вы руки перед тем, как осматривали их.
– Убирайтесь вон! – зашипел побледневший Гиффорд. – Немедленно!
Индия сорвала с крючка плащ, подхватила саквояж и ушла, унося с собой папки. Уже на лестнице она услышала сердитый вопрос Гиффорда:
– Сестра Московиц, куда это вы?
– Вон из вашей поганой клиники! – крикнула Элла. – Если она уходит, мне здесь тоже делать нечего.
Элла стремительно выскочила на улицу, хлопнув дверью. Индия в это время засовывала папки в саквояж.
– Элла, что ты задумала?
– Ухожу отсюда, вот что.
– Подумай хорошенько.
– Слишком поздно. – Элла зашагала в сторону Хай-стрит, увлекая Индию за собой. – Идем. Нам сюда.
– Куда ты меня ведешь? В ресторан?
– Нет. В паб. Нам сейчас не суп нужен, а кое-что покрепче.
Они пересекли Варден-стрит и через пять минут оказались в «Нищем слепце».