Его будущее, над которым он так долго и упорно трудился, только что развернулось и ушло.
Фредди пробовал себя убеждать, что еще не все потеряно. Он найдет способ ее вернуть. Попытается убедить, что все это было превратно понято и истолковано. Наплетет о чудовищной ошибке. Но чутье подсказывало другое: Индия не захочет его слушать. И видеть его не захочет. Никогда. Все ушло, разлетелось в прах. Деньги, дом. Жизнь, которую он тщательно выстраивал столько лет… столько проклятых лет… исчезла в мгновение ока. Игра окончена. Он проиграл.
Он вернулся в гостиную и, не глядя на гостей, прошел в спальню. На кровати Джордж Дарлингтон разложил какую-то актриску.
– Вытряхивайтесь! – велел обоим Фредди.
– Потерпи немного, старик. Дай дело закончить, – раздраженно ответил Джордж.
– Я сказал, вытряхивайтесь!
– Фредди, ты что, взбесился? Отвали!
В три прыжка Фредди одолел расстояние до кровати, стащил оттуда Джорджа и вытолкал за дверь. Девица выскочила сама, придерживая расстегнутую блузку. Фредди заперся изнутри, сел на кровать и перевел взгляд на стену. Оттуда на него смотрел Красный Граф.
В дверь спальни постучали, потом забарабанили. Друзья звали его, не понимая, почему он отсиживается. Рыжеволосая танцовщица вкрадчивым голоском предлагала разделить с ней его уединение. Фредди не ответил и ей. Он сидел неподвижно и смотрел на портрет. Часы пробили полночь. Затем час ночи. В гостиной больше не играл граммофон. Голоса гостей смолкли. Фредди продолжал сидеть.
Никогда еще он не был так похож на своего предка, как сейчас, в тусклом, колеблющемся свете лампы. Лицо утратило живость, готовность улыбнуться. Исчезли остатки человечности. Осталась лишь безжалостная решимость.
Когда? – задал себе тот же вопрос Фредди. После отца? После Хью?
Он жестоко обманул Индию. Подругу своего детства. Девочку, которая однажды летом на берегу пруда в Блэквуде плакала из сострадания к нему. Больше никто и никогда не плакал по нему. А он врал ей, помыкал ею, устроил торг за ее спиной. Из-за него она лишилась накоплений. Он подрубил ее мечты о больнице. Он убил двоих, которых она горячо любила. И все в надежде заполучить ее деньги.
После расправы с Уишем и Хью… даже после случая с отцом Фредди горевал и испытывал раскаяние. Сейчас он не чувствовал ничего. Ничего, кроме странного ощущения свободы. Когда-то любовь, сострадание и совесть ограничивали его. Теперь уже ничто его не ограничит. Не сможет. Никогда.
Он вновь услышал голос графа.
Нет. Предок ошибался. Вначале нужно вырвать чье-то сердце. Сердце того, кто добр, честен и бесхитростен. А потом все пойдет как по маслу.
Он прижал ладонь к груди. Затем посмотрел на Красного Графа.
– Свершилось, старик, – сказал Фредди. – Наконец-то.
Глава 43
Старый скрипучий кеб, в котором ехала Фиона Финнеган, замедлил ход и остановился.
– Не здесь, – сказала она кучеру. – Немного дальше.
– Миссус, я знаю, где «Баркентина» находится, но дальше не поеду.
– До того места еще целых полмили!
Кучер пожал плечами:
– Охотно отвезу вас обратно. Но если вам приспичило в «Баркентину», дальше пешком идите.
– Я заплачу вдвое больше. Втрое.
– Денег у вас не хватит, чтоб я согласился туда ехать, – усмехнулся кучер. – Ну как, разворачиваться будем или вы выходить надумали?
Фиона сердито бросила ему деньги за проезд и вышла из кеба. Она находилась на опасном участке Ратклиффской дороги, изобилующем покосившимися пабами, дешевыми меблирашками и лавчонками с сомнительными товарами. В нескольких футах от нее помаргивал одинокий газовый фонарь. И в его свете она увидела, как из ближайшего паба выскочил болезненного вида ребенок с кувшином джина и прошел человек, неся корзину с попискивающими крысами. Кучер взмахнул хлыстом. Кеб тронулся с места и исчез за углом. Фиона продолжала стоять на том же месте, кусая губу, пока к ней не приблизился странного вида мужчина, заложивший руки за спину, и спросил, который час.
– Извините, у меня нет часов, – ответила Фиона и быстро зашагала, не дав ему подойти слишком близко. – Дура! – прошипела она себе.
Она намеренно оделась победнее, выбрав старую юбку и мешковатую кофту. Волосы убрала в пучок и заколола, как делала в юности. И все равно на нее обращали внимание, а в Лаймхаусе это не сулило ничего хорошего.
«Возвращайся, – требовал внутренний голос. – Возвращайся, пока у тебя еще есть выбор».
Фиона его не слушала. Нет у нее никакого выбора и не было. Она это поняла еще два года назад, узнав, что ее брат жив.