Зимняя роза

Сид опустил ее на траву. Он не был с ней ни нежным, ни ласковым. Его движения были торопливыми, жесткими, сердитыми и болезненными. Потом он лег на спину, закрыл лицо руками. Индия отвела его руки. Она целовала слезы на его щеках, а потом и его губы. Расстегнув на Сиде рубашку, она стала целовать ему шею и грудь. Медленно, стараясь запомнить каждую секунду их встречи, шершавость его кожи, тепло солнца на ее голой спине. Его тело стало жестче и худощавее, чем шесть лет назад. Лицо и руки сделались от солнца бронзовыми. Губы Индии добрались до места над сердцем. Кожа там была совсем белой и мягкой. Индия целовала и целовала это место. В ней снова вспыхнуло желание. Они снова занялись любовью, но на этот раз медленно и нежно. Индии хотелось, чтобы эти мгновения длились вечность.

Потом она легла, опустив голову ему на грудь. Сид крепко обнял ее, как когда-то в их квартире на Арден-стрит. Они говорили. Сид рассказывал о бегстве из Лондона, о плавании на «Аделаиде», о пьяной ночи в Момбасе, после которой он оказался без пенса в кармане. Потом о Мэгги Карр, спасшей его, и о своей здешней жизни. Свой рассказ Индия начала со страшного дня, когда услышала выкрики разносчиков газет о его смерти. Рассказала о неимоверном горе, обрушившемся на нее. Рассказала, что раз в год приходит на Тауэрский мост и бросает в Темзу цветы. Естественно, она рассказала и о своей бессмысленной, мертвой жизни в роскошном лондонском особняке. Потом призналась, что скучает по медицине, Уайтчепелу, но больше всего по нему. Единственной отдушиной в ее жизни была Шарлотта. Единственным источником счастья и любви.

– Индия, возвращайся ко мне, – произнес Сид, когда Индия закончила говорить.

– Тсс. – Она поднесла палец к его губам. – Не говори об этом. Такое невозможно. Фредди никогда меня не отпустит. Никогда.

– Его можно понять. Он тебя любит. Любит Шарлотту…

– Ошибаешься, Сид. Он не любит ни ее, ни меня, – горько усмехнулась Индия. – Он любит деньги моего отца. Громадные деньги, но они приходят к нему только через меня. Отец нарочно так устроил, чтобы у Фредди не возникло поползновений развестись со мной.

– А разве ты не можешь с ним развестись?

– Он пригрозил мне, если только попытаюсь, он отберет у меня Шарлотту. Я ни секунды в этом не сомневаюсь. У него есть влиятельные друзья в высоких инстанциях. Я никогда не решусь оставить дочь с ним. Это все равно что отдать ягненка волку.

– Тогда я вернусь в Лондон. Мы будем видеться. Иногда…

– Нет, – резко возразила Индия. – Если Фредди вдруг узнает, что ты жив, если у него возникнет хотя бы подозрение, он возобновит охоту на тебя.

– Почему? Я же не стрелял в Джо Бристоу. Это сделал Фрэнки Беттс, за что и угодил в тюрьму. Даже местные газеты писали об этом.

– Он постарается сделать так, чтобы тебя повесили за убийство Джеммы Дин, – сказала Индия.

– Но я не убивал ее!

– Думаешь, для Фредди это имеет значение? В тебе он видит угрозу своему браку и поступлению денег. Сид, он безжалостный человек. Омерзительный. Ты даже не представляешь, насколько омерзительный.

Сид пристально посмотрел на нее:

– Индия, он жестоко обращается с тобой? – (Она отвернулась.) – А с Шарлоттой?

– В основном он ее игнорирует. А вот если рядом оказывается фотограф, сразу начинает разыгрывать заботливого отца.

– Но ведь она его дочь.

Индия снова отвернулась. У нее едва не сорвалось с языка: «Нет, не его. Она твоя дочь». Ей отчаянно хотелось сказать ему правду. Сказать, что Шарлотта – их ребенок. Но она удержалась. Не имела права. Было бы немыслимой жестокостью обрадовать Сида и тут же навсегда лишить его дочери. Вместо этого она сказала:

– Мне пора возвращаться, а то меня хватятся. Надо вещи собирать. Завтра утром мы уезжаем в Найроби.

Она надела камисоль, блузку, затем застегнула пуговицы на юбке для верховой езды и встала.

– А потом вы отправитесь в Лондон, – бесцветным голосом произнес Сид и тоже встал.

– Вначале еще придется выдержать семейную идиллию в доме у подножия горы Кения. Потом да, возвращаемся в Лондон.

– Я только вернул тебя в свою жизнь и вот снова теряю.

– И я тоже.

Индия думала, что расплачется, но слез не было ни у нее, ни у Сида. Боль, которую они испытывали, лежала глубже, чем слезы.

– Завтра я проснусь и подумаю, что это мне приснилось, – сказал Сид. – И снова ничего.

– У нас останется этот день, – напомнила ему Индия. – Память о нем. О нашей любви. Этого у нас никто не отнимет. Теперь я знаю, что ты жив. Согласись, это гораздо больше, чем у меня было до сих пор.

– Если бы я смог приехать в Лондон. Найти бы способ…

– Прошу тебя, не рискуй.

– Я люблю тебя, Индия.

– И я тебя люблю.

Они стояли, крепко обнявшись. Никто не хотел размыкать руки, ведь они видятся в последний раз. Не выдержав, Индия первой разорвала объятия. Она прижала руку Сида к своей щеке и сказала:

– Где бы я ни находилась, что бы ни делала, знай: я люблю тебя и думаю о тебе. Всегда, Сид. Пока жива.