Зимняя роза

Уступив женщине, Эриенн позволила проводить себя до дверей и там предупредила:

— Я вернусь через несколько минут.

Как и обещала Эриенн, она вернулась и заняла место в кресле около постели, чтобы провести в нем ночные часы. Поджав под себя ноги, она положила голову и плечи на матрас на кровати и заснула в тепле под уютным меховым покрывалом.

Когда восточная сторона неба осветилась зарею, Кристофер, наконец, зашевелился. Эриенн тут же очнулась и, подняв голову, встретилась с его взглядом. Их глаза не отрывались друг от друга целую вечность, и Эриенн чувствовала, как медленно стучит сердце от проникновения его взора в самую глубину ее души.

— Я хочу пить, — тихо прошептал он.

Эриенн пошла за стаканом с водой, а вернувшись, подложила ему руку под спину, чтобы поддержать его плечом, пока он утолял жажду. Когда она отставила стакан, Кристофер поднял руку и погладил ее по щеке, проведя пальцами сквозь ее густые вьющиеся локоны.

— Я люблю вас, — выдохнул он.

Они долго и томно смотрели друг па друга, затем Кристофер со вздохом откинулся на спину и закрыл глаза. Он протянул руку и сплел свои слабые пальцы с ее пальцами, и это без слов говорило о многом. От этого прикосновения у Эриенн на ресницах задрожали слезы, и она была рада, что поблизости нет мужа, потому что в противном случае он убедился бы в том, что она любит этого человека.

Кристофер метался в бреду до конца дня, потом всю ночь, вплоть до утра, пока не взошло солнце. Сознание вернулось к нему, когда на восточной стороне неба загорелась утренняя звезда. Пришла Эгги с густым супом для больного, взбила подушки, в пуховой пене которых утонула его спина. Когда Кристофер отказался, чтобы его кормили, Эгги устроила так, чтобы он смог поесть сам, не слишком напрягаясь, а затем начала убирать в комнате. Кристофер отпивал суп из чашки и наблюдал за Эриенн, которая осталась, чтобы помочь женщине. Он даже не пытался скрыть свой интерес, заставляя Эриенн нервничать из-за своей несдержанности. Эриенн ни на секунду не забывала о том, что Эгги любит своего хозяина и питает большие надежды на продолжение рода.

Кристофер проспал почти весь день и всю ночь, просыпаясь время от времени, чтобы напиться и поесть супу по настоянию Эгги или Эриенн. На третий день у него начался жар, и страхи Эриенн усилились, но Эгги тут же успокоила ее, сказав, что это вполне нормально для раненого человека. Экономка попросила Эриенн омывать кожу Кристофера прохладной водой, чтобы понизить жар, и оставила ее ухаживать за больным, нисколько не заботясь, по-видимому, о том, что так близко сводит хозяйку усадьбы с человеком, который не был ее мужем. Пока Кристофер спал, Эриенн была совершенно растеряна этим заданием. Получив свободу рассматривать его обнаженное тело и прикасаться к нему, Эриенн была поражена, насколько часто ее взор ласково задерживался на его широких плечах, могучей, покрытой волосами груди, стройной, крепкой талии и плоском животе. Она не могла заставить себя открыть его ниже бедер, и при одной лишь мысли об этом ее лицо заливала горячая краска, даже несмотря на то, что они находились в комнате одни.

Сохранять спокойствие в те минуты, когда Кристофер находился в сознании, было еще одной пыткой, хотя он и не вполне приходил в себя. Его щеки пылали от жара, а глаза с каким-то блеском чересчур горячо смотрели на Эриенн. Тем не менее она мучительно остро осознала последствия своего ухаживания за ним, когда ее взгляд невинно задержался на том месте, которое прикрывали простыни. Щеки у нее внезапно залились краской, но когда она подняла глаза, то Кристофер встретил ее взгляд спокойно и без досады.

Она быстро выбежала из комнаты и, оказавшись в своих покоях, распахнула окно, пытаясь остудить пылающие щеки на морозном воздухе. Эриенн боролась с чувством вины, потому что в последние дни она остро желала его как мужчину и постоянно ощущала ток необузданного, нарастающего возбуждения после каждого взгляда, которым они обменивались, после каждого прикосновения, после каждого произнесенного слова.

Когда-то Эриенн ненавидела его по причинам, которые, как ей казалось, были оправданны, однако ее гнев постепенно был избавлен от жала. Нелегко было сбросить со счетов то, что он рисковал жизнью, спасая Фэррелла и дочь Беккера. Ненависть улетучилась, оставив ее один на один с нежной привязанностью к нему и любовью, этим страшным, опасным, неконтролируемым чувством, которое, поселившись в ней, словно тигр в пустыне, постоянно грозило подорвать ее решимость.

Эриенн весь день не подходила к комнате хозяина дома, оставив заботы на Банди и Эгги. Оба они утверждали, что рана затягивается просто чудесно и что жар спал. К наступлению ночи Эриенн была совершенно истерзана борьбой, происходившей внутри ее, и, в оцепенении добравшись до кровати, молилась о том, чтобы поскорее вернулся муж, который еще прочнее укрепится в ее мыслях и изгонит оттуда раз и навсегда этого янки.