— Расслабься, — забавляется Стас, — обещаю с ночными визитами не беспокоить. Только, если сама захочешь.
И я не могу сдержать улыбку.
Буквально на десять минут мы заскакиваем ко мне. Стас не навязывается и остаётся в машине, а я мчусь поскорее утеплиться и вернуться обратно в мазду. И до конца не верю, что такой препоганный вечер начинает играть новыми красками. И главное — сбываются мои самые сокровенные мечты.
Через двадцать минут мы приезжаем на набережную, где уже отдыхают горожане и приезжие.
Завьялов покупает билеты в огорожанный городок, где сверкает пушистая елка, величественно красуются ледяные скульптуры, а с высоких горок на ледянках спускаются взрослые и дети.
— Пошли, — Стас нагло утягивает меня за собой. И все мои сопротивления напрасны.
— Я боюсь, — трясусь я то ли от страха, то ли от холода.
— Чего? Я же рядом.
За огромными зрачками не видно радужки, и я нестерпимо хочу его поцеловать.
— Тебя я и боюсь, — шепчу, не отрывая взгляда.
— Это я тебя должен бояться, — улыбается парень, — вдруг ты лопату об меня сломаешь.
И мы смеёмся. А затем с громким визгом спускаемся вниз.
И так как я следую за Стасом, то не удивительно, что сшибаю его с ног.
— Ты второй раз сбиваешь меня, — хмыкает парень, потирая ушибленный копчик, — может я денег у тебя в долг брал и забыл отдать. И ты теперь мне так мстишь?
Сердце ты моё забрал и отдавать совсем не собираешься, думаю про себя, а вслух произношу совсем другое:
— Просто городских мажоров не люблю. Особенно тех, кто обидные клички придумывает. Ну-ка признайся, кому пришла мысль меня снежной бабой обозвать?
— Ну… — старательно отводит он бесстыжие глаза, — я теперь и не вспомню.
— Конечно, так я и поверила, — ворчу я, пока он тащит меня подальше от горок, — либо тебе, либо твоей Оленьке.
— Да не моя она.
Мы с ним продолжаем переругиваться, а потом я замолкаю. Потому что вижу бассейн из льда, наполненный разноцветными шариками.
— Хочу туда, — тычу пальцем и с разбегу плюхаюсь на лёд, скользя внутрь бассейна и утыкаясь головой в чужое тело. От моего точка тело шатается, скользит и садится на меня. Затем кто-то прижимается по бокам, и я вообще чувствую себя килькой в томате.
Стас помогает мне выбраться из под толпы подростков, выталкивая из ледяного сооружения.
— Тебя вообще нельзя ни на минуту оставить, — говорит он, выпрыгивая следом.
— Ну так и не оставляй, — произношу раньше, чем думаю.
— Можно? Больше не прогонишь? — он наклоняется так, чтобы посмотреть прямо в глаза. И я не могу ему соврать.
— Никогда!
— Не хочешь ничего перекусить? — спрашивает Завьялов через минуту.
— Ага, может по мороженому?
Его брови взлетают на лоб.
— Ну не хочешь, как хочешь, — иду на попятную, — можем и шаурмой обойтись.
В итоге мы заходим в первое попавшееся кафе и сидим там вплоть до закрытия. Говорим обо всем и ни о чем. Иногда просто молчим, но это, как ни странно, совсем не напрягает.
Уже после полуночи Стас подвозит меня до дома.
— Ты когда в Измайловку возвращаешься? — спрашивает Завьялов в лифте, убирая выбившийся локон с моего лица.
— Завтра в обед. А ты?
— Дня через три, не раньше.
Он не сводит глаз с моих губ. Его намерения и понятны, и желаны. Чего же ты медлишь, Стас? Впор самой прыгать ему на шею.
Створки лифта разъезжаются, а возле входной двери караулит Громов. Завидев меня, Стёпа улыбается, но его широкая улыбка гаснет, когда следом за мной из лифта выходит Стас. Мужчины не хорошо так переглядываются, я же молю, чтобы не случилось второй драки за сутки.
Однако Стёпа берет себя в руки, отводит взгляд и сухим тоном осведомляется:
— Аня, с тобой все в порядке? Ну тогда мне пора. Извини за вечер.
И спускается по лестнице. А походка у него такая тяжёлая, что и на сердце будто камень падает.
Чувствую за собой вину. Настроение падает вниз и я быстро прощаюсь со Стасом, влетая в свою студию и запираясь на замок.
Может не на того я поставила? Где Стас, и где я? Громов все равно как-то ближе по статусу.
На следующий день я снова на пороге родного дома. Дверь открывает мама… И я в ступоре:
— Мам, и почему ты напоминаешь овцу после бодуна?
— Нюрка, какая же ты вредная. Нет, сказать — мама, тебе так идёт новая прическа, что даже слов нет.
И моя родительница игриво трогает свои новоявленные кудри.
— Такая прическа в принципе никому не может идти. Что ты сотворила с головой?
— Ничего. Просто сделала химическую завивку и оттенилась фиолетовым тоником.
— Зачем? Так даже старые бабки уже не ходят. А ты вообще молодая у меня.
— Я просто хочу Колю наповал сразить в театре, — доверительное шепчет мама, играя сильно накрашенными бровями.
Я представляю маму в её цыганском костюме с мелким бесом на голове и в изнеможении закрываю глаза:
— Не переживай. Такими темпами ты не просто его сразишь, а сразу на больничную койку с инфарктом отправишь. Признайся, ты таким тонким способом решила с ним счёты свести?
Мама снова припоминает Вия, но договорить ей мешает требовательный стук в дверь.
Я открываю и вижу очень красивую женщину непонятного возраста в белой норковой шубе и кожаных сапогах. Ещё одна соседка, что ли?