Зимняя война

– Почти всю ночь работал. Проявили пленку – это он готовит план наших действий исходя из предсказанных им же событий. Очень интересные наброски: факты, как их можно предотвратить, что будет в результате воздействия. Но это только часть плана. Думаю, вступительная. А вот его предложения идут целым комплексом. Мне еще надо проанализировать, что он предлагает, извините, товарищ Сталин, пока пленку проявили, не успел…

– Э нет, тут даже извиняться не думай. Все равно ты этот документ сегодня на руки получишь, зачем думать заранее, глаза портить, то, что он на досуге не голых баб рисует, а пишет… опять пишет, это даже хорошо. Если хоть в чем-то он прав, знаешь, сколько ему писать придется? Ты ему побольше самописок приготовь, а то карандаш читать как-то некрасиво, да… Что тебе Ландау сказал?

– Он сначала подписал, а потом выпал в осадок, извините, что так говорю. Эта хрень стоит, чтобы так секретничать? Вот так отреагировал. Сказал, что вероятность такого события ненулевая и зависит от уровня технологий. Там парадокс есть какой-то замудренный. В общем, упрощая, можно сказать так: если наш мир не мир Андрея Толоконникова, то перенос матрицы не противоречит физическим законам. Если мир тот же – вступает в действие какой-то блок, в общем, нельзя ничего никуда перенести. Свой мир изменить невозможно. Чужой – может быть можно.

– Вот как. Следовательно, миры множественные, мы не уникальны. Правильно я понимаю? А можно установить, наши миры совпадают или отличаются? Что говорит Ландау?

– Правильно, товарищ Сталин. А чтобы проверить, самое простое – сверить подробно хронологию, события и биографии отдельных личностей. Должны быть отличия. Один похожий факт нам удалось уже приблизительно зафиксировать. По показаниям свидетелей, комбриг Виноградов был очень удивлен тем фактом, что Вильно еще не отдали Литве. Сказал что-то про 10-е октября, но быстро заткнулся и эту тему не поднимал больше.

– 10-е октября? Да. Припоминаю. Должны были подписать договор. Я тогда немного простудился. Переговоры отложили. Потом еще немного отложили. А потом как-то передумали такую область, да еще с полумиллионным населением литвинам отдавать. Один деятель так просто и сказал: «Жаба наше Политбюро задавила»! Знаешь ты этого деятеля[101], он сейчас на Украине самый-самый главный…

– Так точно, надо принять меры?

– Зачем? Ты же знаешь, Никитка – дурак, у него что в голове, то и на языке. Но дурак деятельный, пусть пока ходит.

– А теперь результаты медицинского консилиума?

– Инсульт отмели сразу. Гипноз чуть посомневавшись, но тоже отмели, там был один специалист, который гипнозом владеет, не так, как Мессинг, например, но тоже недурственно. Он категоричен: не гипноз. Сошлись, что больше всего похоже не раздвоение личности при шизофрении. Вот только при этом заболевании и старая личность не стирается совсем, они как-бы сосуществуют в постоянной борьбе. А тут полная замена психического составляющего личности.

– Значит на медицинском аспекте точку ставим окончательно.

– Так точно. Докторам дай волю – они начнут нашего клиента потрошить, эксперименты ставить. Время у нас заберут, это они мастера, а ответ так и не придумают.

Москва. Лубянка. 11 февраля 1940 года

Ровно в 14–00 я переступил порог кабинета, про который было рассказано так много, особенно в некоторых книгах историков. Обычный кабинет большого начальника, стол буквой Т, не такой уж и длинный, по-видимому, многолюдных совещаний тут не проводилось. Несколько шкафов с бумагами и книгами. Насколько я знаю, книги не были в этом кабинете предметом интерьера. Ими пользовались! И активно. Думаю, отличия от кабинетов подавляющего большинства современных чиновников заметны. На стене висел портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. Ну, этому тут по должности положено быть.

– Товарищ народный комиссар Внутренних дел, комдив Виноградов по вашему приказанию прибыл. – чётко, по-военному отрапортовал и не без удовольствия заметил гримаску на лице Лаврентия Павловича. Говорят, показушной солдатчины Берия не любил. Посмотрим.

– Напоминаю: для краткости просто товарищ Берия. – тихо произнес хозяин кабинета на Лубянке.

– А это что? – он взглядом указал на папку, в которой хранились исписанные листочки. – Новые предсказания для проверки и подтверждения легенды?

– Никак нет, товарищ Берия. Это план действий с небольшой преамбулой: что произойдет, когда, почему и как это избежать, и нужно ли нет пытаться изменить Историю.

– Вот так сразу взять и изменить? Если все идет так, как идет, то мы будем готовы к тому, что может произойти, и будем знать это и сможем повлиять в последнюю минуту. Я правильно представляю этот парадокс? Ведь если мы что-то изменим, то мы не будем знать, что и когда произойдет и события станут для нас опять загадкой с множеством неизвестных. Зачем нам что-то менять?

– Не получится!

– Что не получится? – Берия выглядел даже немного растерянным.