Зимняя война

В 10.30 мне нанес визит посол Швеции Сахлин, который хотел выяснить, какими могут быть основы оборонительного союза. Я сообщил ему, что у нас еще не было возможности проработать этот вопрос в деталях, хотя я уже запросил мнения экспертов по международному праву и представителей Генерального штаба. В свою очередь я спросил его, сделали ли норвежское и шведское правительства соответствующие запросы. Возможно, имело смысл провести консультации министров иностранных дел, чтобы наметить основные направления для работы. Мы ничего не знали об отношении к этому вопросу Дании, так что мне оставалось надеяться на посредничество Швеции.

Мое выступление по радио вызвало некоторое недовольство в Швеции, так как в нем не была особо упомянута помощь, оказанная нам этой страной в ходе войны: и я просил Сахлина передать мои разъяснения шведскому правительству. Выступление готовилось в большой спешке, и его основной целью было объяснение нашему собственному народу причин, по которым Финляндия пошла на заключение мира. Поэтому было нелогично говорить о других аспектах войны. У нас не было ни малейшего намерения как-то оскорбить шведское правительство или шведский народ; вся значительная помощь, оказанная нам, была принята Финляндией с искренней благодарностью.

В одиннадцать часов в министерстве иностранных дел со мной встретился германский посол Блюхер. Он сделал заявление, но не в качестве официального представителя своего правительства, а «als Mensch zu Mensch».[23] Он высоко отозвался о героической обороне Финляндии и выразил сожаление по поводу наших потерь, территориальных и прочих. Затем выразил надежду, что со временем все придет в норму, и поднял следующие вопросы: «Что станет с германской собственностью на передаваемых территориях, в частности с заводами фирмы „Вальдхоф“ в Кексгольме (Приозерске)? Когда может возобновиться торговля с Германией?» В заключение он подверг резкой критике французское и британское предложения о помощи. С его точки зрения, это был весьма эгоистичный план, направленный прежде всего на получение рудных месторождений в Северной Швеции.

В 15.30 я принял участие в собрании социал-демократической партии, на котором присутствовали партийная пресса и секретари региональных организаций. Там я сделал подробный доклад о текущих событиях. Присутствовавшие были рады получить разъяснения по многим вопросам, которые до тех пор оставались для них непонятными.

В 18.45 я выступил по национальному радио в передаче для Соединенных Штатов, посвященной нашей войне с СССР и тем факторам, которые привели нас к заключению мира.

Ратификация

Основная сцена, на которой происходили события, переместилась теперь в парламент, который начал работать с мирным договором. Вообще говоря, вопросы войны и мира не вставали перед парламентом с темного вечера 30 ноября, когда в лейбористском центре «Валлила» парламент дал свой вотум доверия правительству Кайяндера. Теперь, в известном смысле, это был вопрос доверия правительству Рюти. Рюти и я присутствовали в полдень на заседании комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента, чтобы донести до ее членов соображения, которые привели нас к заключению мира. Развернулась оживленная дискуссия, нам было задано множество вопросов. Но решение отложили до передачи предложения кабинета министров в комиссию.

Предложение кабинета министров о ратификации мирного договора парламенту было направлено для его утверждения на сессии, которая начиналась в четырнадцать часов того же дня. В соответствии с парламентской процедурой предложение было поставлено на обсуждение первым вопросом. Из-за деликатности предмета обсуждения сессия проводилась в закрытом режиме; это означало, что аргументы выступавших делегатов не могут быть опубликованы.

Премьер-министр Рюти начал выступление с сообщения о мерах, предпринятых кабинетом министров за время его деятельности. Кабинет полагал своей первостепенной задачей восстановление мира. Пока силы и ресурсы нации были мобилизованы для защиты отечества, мы предпринимали все возможные действия для поиска путей к миру, и мир был обретен. На нас вероломно напали, мы оказались плохо подготовленными к войне. Нам никто не обещал помощи. Вопреки тому, что говорилось, никто не побуждал нас отвергать требования Советского Союза на этапе переговоров.