Зимние Дацзыбао

Можно, конечно, развлечься очередной революцией, и даже удачно. Но не хочется… Можно завернуться в обиды и, надувшись на весь белый свет, как мышь на крупу, ничего не делать и никуда не ходить, из принципа. На что отовсюду намекают, с учётом инструкций по обвалу власти, составленных людьми ещё более недалёкими, чем вся наша нынешняя власть. Можно эмигрировать и даже неплохо устроиться. У каждого тут свои резоны, чего людей осуждать. Можно делать дело, сосуществуя с руководством в параллельных вселенных, пытаясь страну поднять и самому уцелеть. Иногда получается. Делай что должен, и будь что будет.

Дело сложное, кажущееся неподъёмным, но единственное, которое может привести к успеху. Эволюция, в отличие от революции, чертовски долгое и не слишком благодарное занятие. Мы с детства к сказкам привыкли: нам надо, чтобы сразу к сияющим высотам, а приходится грязь разгребать, и это нас раздражает. Однако повторим: толковое в поправках есть, и не так уж мало. Зависит что-то от той конституции, или не слишком, и что именно, вопрос второй. По крайней мере будет на что опираться в будущем. Пока страна ещё есть, но никто ничего не гарантирует. Передраться разок, как в Штатах, не будет её. И быстро. Очень не хочется…

* * *

Одесса 60-х… Город под летним солнцем ещё пахнет тёплым ракушечником: железобетонные панельные башни только-только начинают ставить. У старых, ещё дореволюционных доходных домов в аккуратных земляных проплешинах, специально оставленных на стёртых булыжных тротуарах, огороженные стальными решётками, растут толстенные, коричневые, перевитые побегами стволы виноградных лоз, ветвящиеся над улицей на тонкие жёсткие плети, из которых тянутся к невидимым снизу струнам лески, идущей над широкими затенёнными переулками, сотни гибких зелёных усов: стеблей, на которых зреют кислейшие грозди, и колышется море больших резных листьев. В городе августовская жара, а в переулках темно и прохладно. Подъезды дореволюционные, с лепниной и уцелевшими в революцию и войну солидными дверями с бронзовыми ручками. Ступени низкие, широкие, мраморные. И перила у лестниц деревянные, удобно ложащиеся в руку.

Со двора на каждом этаже длинные балконы из кухонь, как в Италии, и чёрный ход, по которому когда-то прислуга заносила продукты, а прачки бельё. В ванной комнате железная печка на ножках, через которую идёт труба. Для того, чтобы была горячая вода, в ней нужно жечь газеты и мыться быстро – она быстро остывает. Но моются редко, когда воду подают, а это не всегда. Для чистоты есть море. На кухне у каждого соседа стоит ведро с водой, чтобы было чем в туалете слить, или для кухонных нужд использовать, когда единственный кран начинает хрипеть и кашлять, говоря, что воду опять перекрыли: её дают по несколько часов в день. Хотя есть газовые плиты, стоят и примусы, которые на всякий случай не выбрасывают, но используют редко. Электричество тоже есть. Впрочем, оно с дореволюционных времён есть: толстые витые провода на фарфоровых бочоночках изоляторов совсем не такие, как плоские, к которым привыкли в Москве.

Летом вся жизнь во дворе. И это-таки была жизнь! Соседки перекрикивались с балкона на балкон, звали детей домой, кормить или, после дворовых драк, на суд и расправу. Отношения между собой родители тоже выясняли публично. Какой там Феллини или Антониони, какой неореализм, какая Италия! В Одессе это было кино, театр и цирк одновременно. На балконы народ шёл слушать вопли разъярённых мамаш, как ходил бы в театральную ложу. И не зря. На всю жизнь в памяти осталось: «Циля Марковна, ваш Сёма сильно обидел моего Аркашу (варианты: Марика, Петю, Мишу), так если он его ещё раз пальцем тронет, я ему так дам, шо он будет стоять, как барельеф на стенке»! И найдите ещё один город, где так выясняют отношения, что на это можно продавать билеты! По крайней мере в нашей стране. За что, впрочем, Одессу начальство и не любило. Юмор юмором, но город был нелояльный к любым властям, включая партийные, и таким остался.

Что до удобств, туалет был один на квартиру, но у каждого соседа имели место быть своя доска и свой гвоздик с нарванными осьмушками газет. Никакой туалетной бумаги ещё нет в помине: она появится в 1969-м, а в обиход войдёт в 70-е. Лампочка в туалете тоже у каждого своя, и тут важно не перепутать, чью включаешь. Не катастрофа, особенно если ошибся ребёнок, но неправильно. Надо блюсти кодекс поведения в коммуналке: потом, в 80-х, после женитьбы, это пригодится уже в Москве. Все всё видят, все всё про всех знают, все всех угощают тем, что готовят. Нормальные соседи живут в дружбе, братстве и сотрудничестве, превращаясь во что-то вроде большой семьи. Всем так проще. Не исключено, что где-то живут иначе, но Б-г миловал, обошлось без знакомства с этой стороной жизни. Чёрно-белые телевизоры есть у всех, но работают настолько самостоятельно, что их часто приходится проситься смотреть к соседям. И это нормально.