Зимние каникулы

– Если подумать, – сказала, поразмыслив, Майя, – то что им делать? Ему и Гале? Не бросать же работу?

Алевтина Васильевна молчала, и Майя еще немного подумала.

– Я бы студентов заставила выхаживать таких больных. Из мединститутов и медучилищ, – нашла она выход. – Их же не знаю сколько!.. А то поглядите: приходят сюда девчонки из училища. Зачем? На практику. В чем практика? Градусники вместо сестры раздать и собрать. Лекарства разнести – и еще проверяй за ними, чтобы не напутали. Это – практика?! – Идея Майю захватила. – Нет, ты судна потаскай, клизму сумей поставить, о санитарии и гигиене позаботься. Проверь себя – важно тебе или наплевать на больного, на его самочувствие? Ты его капризы потерпи!.. Я бы каждого учащегося, студента прикрепляла на практику к палатам. Тогда будет настоящая практика. Не для «галочки». И никаких проблем с нехваткой младшего медперсонала. – Майя заблестевшими глазами уставилась на Алевтину Васильевну.

– В министры бы тебя.

– Простые, кажется, вещи... – не могла остановиться Майя. – Неужели тем, кто медициной руководит, меньше видно, чем мне, например? Может, конечно, им что-то и больше видно, согласна, но о чем-то явно подумать лень!

– О том, как бы выручить... их? – неопределенный кивок в пространство обозначил мужа и Галю.

– При чем тут они? Во-первых, не их, а Тамару Георгиевну. И таких, у кого даже плохих родственников нет... Правда, противный этот муж? Надо же, такой красивый...

– «А заглянешь в душу – крокодил», Антон Павлович Чехов, – посмеялась над Майей Алевтина Васильевна, но Майя не обиделась.

...Варвара Фоминична спала. Приняла какие-то таблетки, чтобы меньше времени осталось гадать о своей судьбе. Чтобы легче дожить до среды. Перед тем ходила к автомату, звонила на работу Василь Васильевичу. «Велела ему не приезжать, – доложила она в палате. – Еле уговорила. – И объяснила: – Не могу я сегодня с ним еще разговаривать».

Тамара Георгиевна тоже лежала с закрытыми глазами. По тому, как время от времени беспокойно шевелилась, было ясно, что не спит. Думает.

Ветер за окном стих. Небо поднялось и посветлело. Майя пошла выключить свет.

Тамара Георгиевна думает?.. Раз все понимает, значит, и думать может? Но ведь она забыла слова. Как же она думает без слов?.. Интересная загадка.

9

Василь Васильевич сидит на стуле около жены и пытается, в свою очередь, осознать создавшееся положение. На консультацию к нейрохирургам по пустякам не возят. Как ни далек он от медицины, понимает и то, что затемнение, запечатленное рентгеном на снимке, доброе вряд ли сулит.

Варвара Фоминична ведет себя непоследовательно. Первым дело сообщила ему новость в наихудшем виде: без операции вряд ли обойдется; Анна Давыдовна, хоть и устраивает консультацию, по всему видно, сама ни в чем не сомневается. А консультация ей нужна для очистки совести; и кто возьмется оперировать, пока не посмотрит больного? На операцию она, Варвара Фоминична, согласия не даст, потому что и так и так один конец.

Лицо у Василь Васильевича, по мере того как жена излагает свои соображения, как бы окаменевает. Никакого на нем выражения, как у глухого при звуках музыки.

Заметив это, Варвара Фоминична переходит на мажор:

– А вообще-то ничего не известно. Что они, врачи, понимают? Любят преувеличивать. Вспомни нашу Валентину. – И рассказывает всей палате про знакомую врачиху, которая в каждой болезни всегда усмотрит самое худшее. Если бронхит, паникует, что воспаление легких; если обычный сердечный приступ, у нее уже готов инфаркт миокарда. – Не все врачи такие, конечно, но вообще я замечала, – подытоживает Варвара Фоминична. – Очень много знают, вот у них от знания глаза велики, – переиначивает она поговорку.

Пример знакомой докторши не оказал, однако, на Василь Васильевича должного воздействия, и Варвара Фоминична тогда говорит:

– И чувствую я себя сегодня гораздо лучше. Он явно сомневается на этот счет.

Она берет его руку в свою:

– Честное слово!

Темные складки на лице Василь Васильевича немного разгладились, он ответно пожимает руку жене, и Майя, как ни тихо, застенчиво он это произнес, слышит:

– Солнышко ты мое!.. Это он сказал?!

Он. Глядит на свою женушку, на свое «солнышко» с такой нежной преданностью! «Люблю тебя!» – «И я тебя!»

Пусть короткое мгновенье, но ничего они в это время, кроме себя, не видят, забыли, что не одни. Или знать никбго не хотят, им некогда ждать, когда останутся наедине, чтобы в критический момент жизни сказать главное, чем – единственным! – могут друг друга утешить, могут друг другу помочь: люблю тебя, что бы и как бы там ни было дальше.

У Майи ощущение, будто подглядела нескромно в щелку. И отчего-то захотелось плакать.

Василь Васильевич снял руку с руки жены, прокашлялся и сказал:

– Пойду покурю.

– Куришь больно много. Он не ответил и вышел.

Майя отправилась к холодильнику за яблочным соком для Тамары Георгиевны. Дождешься, пока ее родственники явятся.

...Какую-то мысль Майя не могла ухватить. Важную. Серьезную.