Зимние каникулы

– Родственники, интересно, у нее есть? – это забеспокоилась Варвара Фоминична. – А то ведь кому кормить-поить, умыть?

В отделении одна нянечка на весь этаж, больница, как и все больницы, испытывает трудности с низшим медицинским персоналом, никто не желает на грязную и тяжелую работу идти. Пост сестры – на пять палат, если в каждой хоть по одной лежачей, то когда сестра доберется к последней, чтобы из ложки покормить?

– А мы на что? – Алевтина Васильевна подходит к новенькой, протягивает большое красное яблоко: – Хотите?

Женщина охотно протягивает к яблоку руку, вгрызается в него крепкими зубами, и лицо ее сияет: вкусное яблоко!..

А родственники у новенькой, оказывается, есть. В палату входит девушка, вид у нее потерянный, глаза слепые. Никого, кроме матери (ясно, что – дочь), не видит, садится у нее в ногах и бессмысленно сидит. Так около покойников сидят. Понимая, что случилось, и все равно еще ничего не понимая.

Во всем мире они сейчас вдвоем, никого кругом нет. А когда тетя Вера приходит с судном и поильником, девушка и на нее смотрит с тем же бессмысленным выражением.

Но у тети Веры опыт. Растормошила ее, разузнала. Зовут Галей, а маму Тамарой Георгиевной. Отец вчера только уехал в командировку, до места не доехал, когда его теперь разыщешь, а родных у них нет... И что ей теперь делать?

– Ухаживать за матерью, что ж еще делать?

– Разве здесь некому? – наивно спросила Галя.

– Как – некому? Есть кому, – успокоила ее тетя Вера. – И врачи есть, и сестры, и мы, нянечки, и вон они, – кивнула она на других обитательниц палаты, – помогут. У нас обычно все друг другу помогают. Хороших-то людей, девочка, всегда больше, чем плохих. Редко отказываются, если сами на ногах. Но и без тебя не обойдется. Кто лучше родного человека сумеет?

– Так я же работаю, – растерянно говорит Галя. Похоже, не радует ее перспектива ухаживать и ухаживать.

– Отпуск, значит, придется взять.

– Как же – отпуск? – Она обводит всех глазами. Они у нее большие, круглые, подведенные тушью. Майе они кажутся почему-то глуповатыми. – Я в отпуск летом собиралась, в Сочи... – и верно, не знает, что несет.

Варвара Фоминична посмотрела на нее с нескрываемым осуждением:

– Какие еще Сочи? Сочи, милочка, придется отложить.

И тут неожиданно у Гали из больших ее, круглых, перепуганных глаз полились на щеки обильные слезы. Не понять, из-за матери плачет или из-за несостоявшегося черноморского курорта. Больная, увидев эти слезы, взволновалась ужасно, схватила дочку за руку – лицо теперь выражало страдание, мольбу, и все можно было понять, что она просила: не плачь! не слушай их! делай, как тебе хочется, как тебе лучше! Потом сердито взглянула на Варвару Фоминичну, и опять понятно, чего хочет: не трогайте мою девочку, не обижайте, не смейте!..

– Вот несчастье-то, – тихо проговорила Майина мать. «Как хорошо, что это не с ней, не с моей мамой, не с нами!..

Нет, в отношении себя этого и представить нельзя!..» Майя невольно поежилась, попросила мать:

– Приходи ко мне завтра тоже.

– Приду, приду... – На Майину руку успокаивающе легли теплые пальцы. – Пораньше постараюсь, чтобы повидать Анну Давыдовну.

А рядом шел свой разговор. Тетя Вера учила Галю:

– Соков, фруктов купи. Мыло принеси.

– С самого утра приходить? – с надеждой, что не с самого, спросила Галя.

– Нет, лучше часам к двенадцати. С утра доктора обход делают. Сестра завтраком покормит. Я до восьми буду, умою.

От дверей, уже с просохшими глазами, Галя обернулась и в пространство спросила:

– А если за свой счет отпуск взять?

Что-то в ее лице показалось Майе знакомым. Где-то она ее уже видела. Где? Когда? Не вспоминалось.

– Бери за свой, если дадут, – Варвара Фоминична и глядеть на нее не хотела.

Дверь за Галей закрылась так быстро, будто она сразу бегом отправилась спасать свою мечту о Сочи.

– Глупая она или эгоистка? – пробурчала Варвара Фоминична.

– Да растерялась просто, – встала на защиту Гали Майина мать. – Ее же как обухом по голове. И взрослый-то потеряется, когда вдруг ни с того ни с сего такое несчастье. Вчера все здоровы, на работу ходят, в командировки ездят, в Сочи собираются, а сегодня – ничего от вчерашнего не осталось. К этому надо привыкнуть. Нельзя от молодой девушки много требовать.

– Пусть молодая, а не ребенок же, – стояла на своем Варвара Фоминична. – Вон Кирюша ваш, – обратилась она к Алевтине Васильевне, – мальчуган совсем, а больше этой Гали понимает. Эгоистка она, вот и все. Или спорить будете?

– Кирюша, – сказала Алевтина Васильевна, – давно уже не ребенок. Он у меня мужчина. – Она сказала это то ли с гордостью, то ли с грустью. Пожалуй, и то и другое в ее словах прозвучало.

Больная тем временем уснула. Во сне у нее было спокойное, милое, нежное лицо, дышала она неслышно, и если не знать, какая с ней случилась беда, можно было подумать, что спит здоровый, счастливый человек...

6

Сын Алевтины Васильевны Кирюша приходит навестить мать два раза в неделю. Чаще она ему не разрешает. Полчаса на троллейбусе туда, столько же обратно, а уроки тоже надо сделать.