Подойдя к окну, он попробовал его открыть. Щеколда поддалась. Тогда он переставил горшок с цветком на другой подоконник и вылез во двор. Носки, едва высохшие после вчерашнего, очень быстро намокли на снегу. Тим бежал к сеням, чтобы забрать свои ботинки, предусмотрительно пригнувшись под окном "той комнаты". Достигнув цели он пошел на носочках до самой двери, наклонился и посмотрел в замочную скважину. Взгляд упёрся в дедову спину. Было сложно определить, изменил ли он положение во сне - "А он заснул, непременно заснул! Ни один человек не может так долго не спать только чтобы напугать ребёнка". Тим оглядел коридор, взял старый стул и закрыл деду последний путь к нападению, приладив его также под дверную ручку. Затем он обулся в свои ботинки, с сожалением вспомнил, что вся теплая одежда свалена грудой сбоку от печки, и пошёл в зимний сарай. В углу всё также валялось какое-то тряпьё, но оно было сырым, в таком он рисковал замерзнуть еще быстрее. Тогда он понял, что его согреет. Выбрав самую большую лопату, и прихватив из другого сарая мешочек с сушеными яблоками, которыми он всегда брезговал из-за червячков, он вышел за ворота. "Пока дорога не расчищена, никто на ней не появится - так он сказал? Или не так? Да какая разница!"
Он начал от самых ворот. Не жалея себя, набирая полную лопату тяжелого снега и отбрасывая его в сторону, набирая и отбрасывая, он вскоре согрелся и даже почувствовал, что вспотел. Мешочек с яблоками, мотаясь на запястье мешал, и он отцепил его, чтобы снова набирать и отбрасывать, набирать и отбрасывать. Руки жгло от трения с деревянным толстым держаком, в ладони втыкались занозы, но он с ещё большим остервенением набирал и отбрасывал, набирал и отбрасывал килограммы, центнеры снега, ведь пока дорога не расчищена, никто на ней не появится.
К тому моменту, когда начало темнеть и вдалеке показались две фигуры, Тим был уже далеко от брошенной лопаты. Стоя на коленях он окровавленными руками набирал и отбрасывал, набирал и отбрасывал неподъёмный снег. Он увидел человека и лошадь, когда они непосредственно к нему приблизились, но продолжал и продолжал раздвигать тугой снег по сторонам локтями, потому что кистей он больше не чувствовал. Остановился он лишь тогда, когда человек схватил его под грудки и поднял. Тогда мальчик потерял сознание.
Через два дня Тим очнулся с перебинтованными руками в незнакомом месте. Снаружи было шумно, доносились какие-то голоса, они приближались. Когда на пороге появились родители, он позволил себе тихо заплакать. Мать с отцом бросились к сыну с причитаниями, ласками, слезами и сожалениями. Он хотел им крикнуть: "Это я! Я расчистил для вас дорогу!", но из открытого рта не вырвалось ни звука.