Зимние расследования

Оказалось, что ехать до села довольно далеко и большую часть по грунтовой дороге. Население села было невелико, судя по всему, большинство из пятидесяти семи домов были давно заброшены.

– Не нравится мне все это, – сказала Мирослава.

– Что это? – непонимающе переспросил Морис. – И зачем вам вообще понадобилось какое-то там Конопушкино?

Мирослава села на стул, уронила руки на колени и рассказала ему все, что ей удалось узнать.

– Так вы что же, думаете, – догадался он, – что эта Алена расправилась с Прохоренко?

– Почему нет? Потеряв всякую надежду на справедливость, она решила сама отомстить за своего ребенка и свою сломанную жизнь.

– Ну это же чудовищное безумие!

– Меня волнует сейчас больше другое, – проговорила Мирослава.

– Что же?

– Допустим, мы поедем с тобой завтра вдвоем в Конопушкино.

– А мы поедем?

– Непременно! Но что мы будем делать, если обнаружим то, о чем я думаю?

– Вызовем участкового.

– Который приедет часов через пять, если дороги расчищены. И мало чем нам поможет.

– Что же вы хотите делать?

– Придется через Шуру подключить следователя Максима Новикова, который ведет это дело.

– А он не рассмеется нам в лицо?

– Может, рассмеется. Но надеюсь, что Наполеонов сумеет переубедить его. К тому же, надеюсь, он слышал обо мне.

После этих слов Мирослава ушла в свою комнату, и Морис слышал, как она вполголоса разговаривала по телефону, как он догадался, с другом своего детства следователем Наполеоновым.

Препирались они минут сорок. После чего Мирослава вышла из своей комнаты и произнесла два слова:

– Есть хочу!

* * *

– Если то, что ты придумала себе, окажется пустышкой, с меня снимут голову, – шепнул Шура Мирославе, когда они садились в машину.

Оба детектива были безмерно благодарны Наполеонову, которому удалось склонить следователя Новикова в пользу версии Мирославы.

До Конопушкино тряслись молча. К счастью, дорога оказалась короче, чем ожидала вначале Мирослава. Вероятно, благодаря хорошо поработавшему ночью трактору.

Первый же встретившийся на пути полицейских местный житель на вопрос, есть ли здесь недавно обосновавшиеся, ткнул рукой в сторону ряда домов, которые наводили на мысль, что там никто не живет уже лет десять, и сказал:

– В той, что самая последняя, как бы на отшибе, несколько месяцев назад обосновались городские.

– Сколько их? – спросил следователь Новиков.

– Фиг их знает, – ответил мужик и почесал свой красный от холода нос, – мы видали двоих. Мужика и бабу. А тетка Ефросинья сказывала, что в избе кто-то пищит. Вроде как дите.

– Откуда она знает?

– Ходила по какой-то своей надобности за околицу, мимо шла, темно уже было. В избе света нет и писк какой-то.

– Может, мыши? – спросил следователь Наполеонов.

– Сами вы мыши, – обиделся за недоверие мужик.

– Мы, скорее, коты, – усмехнулся Новиков.

Мужик хмыкнул, натянул шапку на глаза и пошел своей дорогой.

Увидев узенькую тропинку в нескольких метрах от дома на отшибе, Мирослава сказала:

– Лучше пойти туда пешком. Сначала я с Морисом, потом вы, – обратилась Мирослава к Шуре, – с господином Новиковым.

– С товарищем Новиковым, – улыбнулся ей следователь, – и вообще-то я Максим.

– Я в курсе, товарищ Максим, – улыбнулась в ответ Мирослава. – Группа захвата, думаю, нам не понадобится, по крайней мере пока.

Трое мужчин молча кивнули.

Мирослава первой подошла к двери и постучала.

– Кого черти принесли? – спросил мужской голос.

– Соседка я ваша, откройте, пожалуйста.

– Никаких соседей мы не ждем! – ответили ей сердито.

– Морис, – шепнула Мирослава, – дверь едва держится на петлях.

Он понимающе кивнул.

Максим Новиков отодвинул Шуру и тихо сказал:

– Вдвоем сподручнее, три-четыре.

Они одновременно навалились на дверь, и она поддалась.

Внутри пахло чем-то кислым, затхлый воздух буквально шибал в нос.

Навстречу вошедшим растрепанной вороной бросилась женщина в черном. Она громко вопила, и непристойные выражения буквально сыпались из ее рта, как отходы из прохудившегося помойного ведра.

Новиков бесцеремонно скрутил ее и отпихнул к Наполеонову:

– Подержи.

Сам он тем временем позвонил кому-то из оперативников и велел забрать задержанную.

Присутствующий в помещении мужчина сопротивления не оказывал, он, тихо скуля, сполз по стене на пол.

– Гражданин Семенов? – спросил следователь.

– Да, – заикаясь ответил мужчина и тут же закричал: – Я ничего не делал! Я только отвез ее, куда она сказала.

– И что потом?

– Алена ушла, она отсутствовала больше часа, а потом вернулась с детьми, мы засунули их на заднее сиденье.

– И вы не препятствовали ей?

– Почему не препятствовал? Препятствовал. Она сначала хотела положить детей в багажник. Я ей сказал, что они там могут задохнуться, ну и помог перенести их в салон.

– Они кричали?

– Нет.

– То есть?

– У них рты были заклеены.

– Бог мой! – вырвалось у Миндаугаса, искренне любившего детей.

Он, чуть ли не растолкав всех, ринулся вперед и распахнул дверь в смежную комнату.

Там на грязном полу ползали обессиленные, почти раздетые дети. Кричать у них, видимо, не было сил.