Зимние солдаты

Да, чтобы делать заметки, вообще писать, – письменный стол не нужен. Высота столика и расстояние от него до кресла очень удобны для писания. Простой торшер с абажуром на длинной ножке стоит рядом. Нажатие кнопки на полу. Зажигается свет. Осматриваюсь дальше. Если продолжать поворачиваться на кресле, удаляясь от центрального окна, то перед вами оказывается еще один, маленький, легкий, детский столик на трех золотистых деревянных ножках. Легкий зыбкий двухэтажный столик этот, по-видимому, тоже выполняет важную функцию. На нем, очень удобно расположенные, лежат большие книги: «Новый Вебстеровский словарь», такого же типа французский словарь «Ларусс», выпущенный в Оксфорде русско-английский словарь, а этажом ниже – уже очень потертая громада «Советского энциклопедического словаря».

Снова поворот кресла направо, по часовой стрелке, и вы упираетесь в подоконник следующего окна. На подоконнике лежат небольшие томики. Осторожно беру их один за другим. На самом верху – маленький, размером с карманную записную книжку, только много толще, старинный томик в золотистом затертом переплете, французская книжка – «История Жиль Блаза», 1783. А под антикварным фолиантом с золотым обрезом – синие когда-то, толстенные тома Пушкина из академического десятитомного издания 1949 года. Том шестой. Проза. Романы и повести. Том девятый. История Петра. Заметки о Камчатке. Том седьмой. Критика и публицистика. Том четвертый. Поэмы и сказки. А рядом на подоконнике еще две светло-коричневые книги (опять этот доминирующий цвет!). «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанческий», издательство «Правда», написано на них. Петр Леонидович Капица и Дон Кихот? Старинный французский роман? И Пушкин. А может, это не его книги? Ведь Петр Леонидович умер, и хоть Анна Алексеевна и решила сохранить здесь, в кабинете, все, как было, но, возможно, в этом кресле теперь сидит уже она и книги эти ее? Мое «исследование» зашло в тупик.

Лодки и мебель руками академика

Наступила очередная суббота, и Анна Алексеевна, Андрей, Женя, его жена, и я сидели за обедом в столовой. Анна Алексеевна спросила, как продвигается моя работа, и я прочитал им кусочек о том, как я «споткнулся» на полках перед кабинетом, а потом как решился зайти в кабинет, как сел в кресло и что там передумал.

– О! Игорь, разве ты не видел у нас две лодки, одна маленькая, а вторая большая, моторка? – спросил Андрей. – Эти лодки сделал от начала до конца Петр Леонидович. По чертежам, которые нарисовал сам на основе одной из этих книг.

Я не видел моторной лодки, она, кажется, хранилась в гараже, но «тузик» видел не раз: настоящая маленькая морская шлюпочка, красивая, крепкая. Чувствовалось, что на ней можно плыть куда угодно, а не только по Москве-реке. Но тогда я не удивился этой лодке: мало ли какие диковинки может себе купить знаменитый Капица. Но тут вступила в разговор Анна Алексеевна:

– Игорь, а разве вы не знаете, что вся мебель на большой террасе – обеденный стол, скамья – сделаны им? И то разлапистое, но удобное прочное кресло в кабинете – тоже.

– Правда, многие самодельные вещи, главное полки, сделал не он, – вмешался Андрей. – У отца не хватило времени, поэтому ему помогали многие из его местных друзей, особенно один плотник, хоть и жил он в деревне Аксиньино, а это не очень близко.

Друзья из деревни

У Петра Леонидовича было много друзей из жителей окружающих деревень. Но особенная близость в течение многих лет у него была с двумя. Одного звали Иван Алексеевич Терехов. Он жил недалеко, в местечке под названием Выселки, и был по профессии портным. Петр Леонидович очень любил его работу, и все костюмы его шились всегда одним человеком – Тереховым. Но главная его страсть была – природа, наблюдение за жизнью диких животных и птиц в округе, охота. Весной, когда Москва-река разливалась – а разливалась она до строительства плотин сильно, – мост через реку сносило, да и понижение дороги, сто метров от основного холма до холма, где находилась дача, заливалось водой.

Дом оказывался на острове. В это время Терехов всегда был на реке в лодке. Подрабатывал перевозом. По реке в эту пору плыло много добра: бревна, доски, старые лодки, снесенное с лугов сено. С багром и лодкой Терехов не давал добру уплыть далеко. Конечно, в это время и Андрей со своей лодкой тоже был на реке. И однажды упустил лодку, но бросился в одежде в ледяную воду, догнал ее… Терехов взял дрожащего мальчика к себе в дом, раздел, положил в постель, пока сушил одежду, напоил горячим чаем с малиной. Вот через этот случай и познакомились друг с другом Петр Леонидович и Иван Алексеевич, почти одногодки…

– А парикмахер! – вдруг вспоминает жена Андрея. – Анна Алексеевна, расскажите о парикмахере!