Зимние тропы

— Он у нас третью зиму живет, — спешил Ваня убедить городских ребят, — оттого он такой смелый… У него была подружка Щеголиха, тоже ничего не боялась. Выпущу весной, они на сосне сделают гнездо и деток выведут. Нынче летом Щеголиху, должно быть, ястреб задрал, я поймал Чечу, чтобы Пикуну не скучно было, да они что-то не дружат. Чеча дикарка. Ишь, вон выглядывает, как воришка. Никогда к рукам не подлетит. Поест и опять на свою веточку. Даже Пикуна близко не подпускает, дерется… Ну, лети, Пикун… Сейчас я вас кормить буду… — Ваня подбросил щегла, и тот перелетел на елку.

Ребята быстро вскочили, оделись, и пока умывались по очереди, дедушка затопил плиту. В похолодевшей за ночь избушке сразу стало тепло.

Ваня поставил на подоконник неглубокий фанерный ящичек и насыпал туда конопляное семя. Щегол сразу слетел с елки и принялся клевать, а чечетка все сидела, приглядывалась.

— У-у… бука! — обругал ее Ваня. — Съедят тебя тут! Останешься голодная… тогда узнаешь…

Но чечетка слетела, и птицы наперегонки начали шелушить семена, выбирая ядрышки…

Начавшееся оживление в избушке разбудило еще одного члена Ваниной семьи, — из-под печи появилась утка.

— Вот и Катя наша припожаловала, — сказал дедушка. — Покорми ее, Ваня, да водички в баночку налей…

— Ка-ка-ка… ка-ка-ка… — затараторила утка, словно поняла наказ дедушки.

— Кушать захотела, Катенька? Сейчас я…

Ваня спустился в подполье, достал две капустные кочерыжки и несколько морковок.

— Это Ушкану… Зимой ему, бедному, плохо. Палку осиновую принесу, так он ее всю за ночь изгрызет…

— Да на воле-то всем зверям не шибко сладко живется зимой, — сказал дедушка. — Лоси, вон, осиновые да тальниковые прутики грызут. Хорошо, где стожок сена найдется, — полакомится, пока хозяин не вывезет…

Утка ела по-особенному. Крошки хлеба, которые насыпал ей Ваня возле печки, она не просто глотала, а брала их клювом, опускала в баночку с водой и, размельчив, съедала.

Малыш, наблюдавший за ней, вдруг сказал:

— Теперь все ясно… Когда я проснулся утром, тихо-тихо было, потом слышу, журчит где-то вода, ну вот журчит и журчит, словно ручеек по камешкам бежит. Так я и не понял, что это такое…

— Это Катя так носом чегодит, — пояснил Ваня. — Сухой хлеб ей не нравится.

— Она птица водоплавающая, без воды не может, — дедушка Силан топтался у печки, а утка вертелась у его ног, нисколько не боясь, что ей наступят на лапу или крыло. Ребята сидели на скамейке и наблюдали, как она кормилась. Особенно долго утка задерживала нос в баночке с водой, и тогда Малыш, подталкивая то Колю, то Пашу, говорил:

— Слышите?.. Как ручеек журчит… — и доволен был своим открытием.

Коля заметил, что Катя не поднимает правого крыла и его острый кончик чертит по полу.

— Что у нее с крылом? — спросил он Ваню, когда тот закончил раздачу корма.

Ваня сел рядом и рассказал:

— Наша Катя не домашняя, а дикая утка. Я ее осенью поймал, когда уже на озере лед застыл. Холодно-холодно было, а ветер такой сильный, что и камыши и кусты к земле пригибал. Дедушка истопил печку и сидит удочками зимними занимается, лески проверяет, — по первому-то льду окунь и щука хорошо ловятся, а я в окошко смотрю. И покататься на коньках охота, и холодно. Вдруг вижу: через озеро, к нам, идет уточка — маленькая-маленькая, как чирочек. Ветер как подхватит, перевернет ее, а она оправится и опять шагает к берегу. Я дедушке сказал. А он говорит: «Посмотрим, что с ней будет. Должно, заблудящая какая…» Дошла она до берега и под перевернутую лодку спряталась. Мы с дедушкой вышли, так она даже не побежала от нас. Легкая-легкая была, как перышко. Осмотрели мы ее, а у нее правое крылышко поврежденное. Вот почему она и не улетела с другими утками в теплые края… Сначала дичилась, ничего кушать не хотела, а потом привыкла, теперь даже с рук берет…

— Голод не родная тетушка, — вмешался в разговор дедушка, — холода птица не так боится, ее перья и пух спасают, а вот когда есть нечего — конец… Много всяких птиц-подранков погибает от голода и зверушкам в добычу достается…

Несколько мгновений ребята молчали, любуясь веселой Катей, чистившей перышки и брызгавшей на себя воду. Видно было, что она не прочь была бы искупаться.

— И мы бы замерзли, — сказал вдруг Малыш. — Пошли бы дальше, съели все, что у нас было, и замерзли…

— А зачем вам дальше идти? — уставился на него Ванюша. — Вам только ночь трудно было перетерпеть, а утром по своей лыжне куда хочешь… Это в буран лыжню снегом заносит… не видно…

— Я это еще вчера говорил, — напомнил Коля и, помолчав, добавил: — Вообще, нам пора собираться… Пока дойдем…

Ни Паша, ни Малыш не отозвались. Им очень не хотелось так поспешно покидать гостеприимных дедушку и внука. Для них тетя Маша была чужим человеком, и они совсем не торопились в Зеленый Клин. Может, там ничего интересного они не увидят, а здесь… и дедушка и Ванюша были людьми особенными, и хотелось еще пожить с ними. Молчание друзей Коле было понятно; предлагая собираться в путь, он сам не был готов к этому.

— Нам нельзя засиживаться, — сказал он. — Людей стеснять…