— Ладно, слово вы чувствуете неплохо, а вот чутья нет, — и опять вздохнул. — Чутье у нас, брат, главное. А теперь выписывайте командировку и вместо одного родного вам маловера найдете двух. Напишите о них фельетон. Счастливо! — редактор хлопнул ладонью по столу, давая понять, что разговор окончен.
…За окном намечался рассвет. Мы с Буяновым сидели возле жестяной печки и молча плескали в огонь солярку. Пламя металось, гудело, но тепла почти не чувствовалось. Во дворе моросил поздний осенний дождь, и по стеклам окон шустро, как муравьи, бегали мутновато-глинистые капли.
Елена соскучилась по мужу и теперь отложила на подоконник тетради, не успев их проверить, бегала по комнате, варила обед, грела воду для купания. При всем этом я был лишний и несколько раз порывался уйти, но Николай удерживал меня: мол, со встречи полагается посидеть за бутылкой и вообще нужно же наконец поесть горячего.
Хлопоча, Елена рассказывала мужу станичные новости. Новости все были важные: в школу не приехал учитель по рисованию, которого ждали, и теперь эти часы отдали ей; Шурка, сын дяди Иллариона, задумал жениться, берет Нину Рябинину; Даша застала в клубе Олимпиаду Звонареву с Тишкой-лесником.
Николай сидел у стола, резал ломтиками сало, довольный, улыбался.
— Да-а, чуть не забыла! — совсем как станичные бабы всплеснула руками Елена. — Позавчера заходил дядя Илларион, сказал, чтоб на Октябрьские свою компанию к ним звали.
— Видно будет, — помрачнев, буркнул Николай.
— Чего глядеть-то? Тут повернуться негде. Вот уж отстроим свой…
Свалив табуретку, Николай заметался по комнате, в кармане ватника нашел смятую папироску.
Я почувствовал себя еще более неловко. Но в эту минуту без стука ввалилась Даша и сообщила, что меня экстренно (откуда только слово взяла) вызывают в правление.
Обрадованный тем, что можно уйти, я даже не подумал, кому я там понадобился.
Обливское начальство встретило меня улыбками, и Дмитрий Павлович и Авдей Авдеевич, как только я вошел, встали, за руку поздоровались, подали стул, с лиц их не сходило радостное оживление, словно дождались они наконец своего любимого, неизвестно где пропадавшего сына.
— Рассказывайте, как вам у нас показалось, — сказал Комаров, подвинув ко мне свой стул.
Я пожал плечами.
— Ну уж знаем мы журналистов. На лету все ловят, — польстил он мне и хотел похлопать по плечу, но передумал и сделал ладонью какое-то хватательное движение, как бы ловя муху.
— У нас, Геннадий Петрович, такой к тебе разговор, — вступил Авдей Авдеевич. — Осипову Тоньку ты знал? Так вот, бросила клуб, сбежала, поганка, в город с одним. На уборке тут был. А время-то какое — Октябрьские на носу. Мы с Дмитрием Павловичем прямо за головы схватились. Лозунги, плакаты нужны к этому дню? Обязательно! Проследить, чтобы полы помыли, протопили… Ну, може, и концерт какой… И тут я вспомнил про тебя. Прямо гора с плеч. Я ведь помню тебя еще тогда. Замечательно работал. Специалист ведь, не какая-нибудь там сопливая девчонка…
Я не смог сдержать улыбки, и Авдей Авдеевич понял ее.
— Ну, были там кое-какие недоразумения. Но у кого они не случаются?.. Все мы с эрозией…
Авдей Авдеевича время нисколько не меняет, он все такой же кругленький, как прежде насветло бреет голову (отсюда и прозвище — «Светлая головушка»), речь его, спокойно-рассудительная, проста, лишь изредка председатель Совета ввернет какое-нибудь научное словцо — все-таки двадцать лет руководит селом.
— Мы просим, помогите нам хорошо провести торжественный вечер, — опять склонился ко мне Комаров. — А если изъявите желание работать постоянно, мы будем только рады…
Председатель Совета поспешно качнул головой.
— Можно попробовать и постоянно, — согласился я.
— А чего ж нельзя? Зарплату прибавили. Тонька вот получала, — Авдей Авдеевич дернул было за ящик стола, хотел, видно, показать ведомость, где она расписывалась за прибавленную зарплату, но вспомнил, что сидит он не в Совете, а за чужим столом.
— Я слышал, когда-то здесь был хор, известный на всю страну, — обратился ко мне Дмитрий Павлович. — Говорят, даже председатель колхоза пел. К сожалению, я бесталанен в этом смысле, — он улыбнулся и развел руками, — но если вы решите это дело возродить, помощь гарантирую всяческую.
— А бумаги в культотделе можно потом оформить, — подхватил председатель Совета. — Порекомендуем сами, человек ты наш, обливский. Договорились? Ну и отлично! — обрадованно закончил Авдей Авдеевич. — Значит, возьми у Даши ключ, бумага есть в библиотеке, и садись за лозунги…
«Лозунги, это, конечно, можно. На них я набил руку еще тогда. А что еще смогу? — думал я, направляясь к дому. — Да, к Октябрьским нужен концерт. И не просто песни, стихи, пляски, а что-то новое, обязательно новое. И простое, потому что до праздников осталось две недели».
Кирилл Завьялов хвастался мне однажды: