Зимний дворец. Люди и стены

Николай I счел необходимым наградить участников восстановления Зимнего дворца. Царь сам набросал эскиз медали, а рисунок аверса и реверса окончательно проработал А. Брюллов. На аверсе медали изображен вензель императора, над которым надпись «Благодарю». На реверсе – южный фасад Зимнего дворца, поверх которого идет надпись «Усердие все превозмогает». Под фасадом – вторая надпись «Возобновлением начат в 1838 г. освящен в 1839 г…». Серебряную медаль весом в 19,95 грамма учредили в декабре 1838 г. Общий тираж медали оценивается в 7818 штук. Блестящий администратор П.А. Клейнмихель, руководивший восстановлением Зимнего дворца, получил графский титул.

Фрейлина М.К. Мердер, принимавшая участие в пасхальном шествии по восстановленным залам Зимнего дворца, записала в дневнике: «После жаркой схватки с доктором я у него вырвала позволение ехать в Пасхальную ночь. Великолепен, поразителен вид старого (Зимнего) дворца, с чрезвычайною пышностию перестроенного заново в течение всего одного лишь года.

Весь двор собрался в Эрмитаже, откуда и началось шествие по направлению к походной церкви. Камер-фурьеры впереди, царская семья, статс-дамы, фрейлины и т. д.

Медаль за восстановление Зимнего дворца в Петербурге

У походной церкви к шествию присоединилось духовенство. В храм вновь отстроенной части дворца двор вступил через „фонарик“, а его величество со священнослужителями и певчими – другим ходом, после того как присутствующие заняли указанные места. Зрелище было великолепное. Началась заутреня, затем обедня. Служба тянулась бесконечно. Множество дам лишилось чувств. По справедливому замечанию генерала К., глядя на бесчувственные тела, можно было вообразить себя на поле битвы. Наконец богослужение окончилось.

Священник со святою водою двинулся к новым апартаментам, чтобы окропить стены покоев, которые открылись перед нами величественные, великолепные. Эта феерия не поддается описанию…

Эти громадные люстры; это богатство мрамора… При кажущейся удивительной простоте, в действительности роскошь необычайная. Галерея, украшенная наподобие Альгамбры, отделана с удивительным вкусом: красота ее такова, что любоваться ею можно часами»[326].

Побывавший в Петербурге в 1839 г. французский путешественник маркиз де Кюстин, в своих записках тоже уделил немало внимания возрожденному Зимнему дворцу. Из всего спектра рассказов о возрождении дворца пристрастный француз выбрал только те, которые укладывались в его схему восприятия России: «В течение года дворец возродился из пепла. Чтобы работа была кончена к сроку, назначенному императором, понадобились неслыханные усилия. Во время холодов от 25 до 30 градусов шесть тысяч неизвестных мучеников, мучеников без заслуги, мучеников невольного послушания были заключены в залах, натопленных до 30 градусов для скорейшей просушки стен. Таким образом, эти несчастные люди, входя и выходя из этого жилища великолепия и удовольствия, испытывали разницу в температуре от 50 до 60 градусов. Мне рассказывали, что те из этих несчастных, которые красили внутри самых натопленных зал, были принуждены надевать на головы нечто вроде шапок со льдом, чтобы иметь возможность сохранить свои чувства в той жгучей температуре. Я испытываю неприятное чувство в Петербурге с тех пор, как видел этот дворец и как мне сказали, жизни скольких людей он стоил. Версальские миллионы кормили столько же семей французских рабочих, сколько славянских рабов убила 12-месячная работа в Зимнем дворце. Царское слово обладает творческой силой. Да, оно оживляет камни, но убивая для этого людей».

Любопытно, что к стенаниям европейского «борца за права человека», позже присоединились и отечественные диссиденты. Еще один «народный печальник», А.И. Герцен, обличая николаевское самодержавие с берегов туманного Альбиона, упоминал, что Зимний дворец «возникал из огня на трупах работников»[327]. Как-то и Кюстину, и Герцену очень хотелось «трупов», и чем больше, тем лучше. Надо признать, что «трупы» действительно были. Как следует из архивных документов «для служебного пользования», при восстановлении Зимнего дворца погибло пять рабочих (об этих погибших будет рассказано в параграфе, посвященном крышам Зимнего дворца. – И. З.).

Европейские читатели, конечно, верили де Кюстину, писавшему о бесчисленных «славянских рабах», погибших на восстановлении Зимнего дворца. Эти разговоры велись в европейских светских салонах, записных ораторов которых совершенно не устраивала сильная самодержавная Россия. И стремительное восстановление из пепла Зимнего дворца воспринималось многими европейцами как зримое свидетельство этой силы. Это раздражало.