— Первомай — праздник международной солидарности трудящихся. Международной! А у него — только русский. Под интернационализм копает. Шучу, шучу. Попроси его мемуары написать. О жизни, о трудовой деятельности, обо всем. Их, мемуары, можно долго писать. А вдруг что толковое и выйдет?
Тему мы развить не успели. Приехали. Девять вечера, время не чтобы слишком позднее, но и не раннее.
Обедали мы сегодня в городе, потому я только освежился и переоделся к вечернему чаю. Шелковая рубаха, бархатная темно-синяя куртка, клетчатые штаны, вместо галстука — бант. Прямо Карандаш из «Весёлых картинок». Не факт, что девочки придут, никаких договоренностей, тем более, обязательств, не было, но самовар я поставил. Электрический. А сам, захватив сегодняшнюю почту, прошёл в кабинет.
Пишут мне не то, чтобы очень много, но и не сказать, чтобы мало. Причиной тому публикация в «Огоньке». У «Огонька» большой тираж, его выписывают и школы, и библиотеки, и дома культуры, и детские дома, и простые подписчики. Прочитали обо мне — и пишут. Пишут разное. Часто просят. Переслать ноты и слова арии Эсмеральды (эту арию в маменькином исполнении показывали по телевизору). Приехать с театром — непременно Большим! — в село Горопьци и дать там представление для тружеников села. Рассказать, что было дальше. Написать оперу на уже готовые стихи автора, деньги пополам. Познакомиться и подружиться с ученицей восьмого, девятого, десятого класса, студенткой, швеёй, текстильщицей, просто попавшей в затруднительное положение. Оказать материальную помощь. Купить телевизор, стиральную машину, можно деньгами. И так далее.
Я отвечал. Собственно, для этого я и разбудил машинку «РейнМеталл» — отвечать на письма. На деловые — с сохранением копий для себя. На бездельные — без сохранения. На совсем уже глупые или попрошайнические не отвечал вовсе.
Печатал я быстрее, чем писал от руки. Быстрее, чем сочинял ответ. Хотя сочинять приходилось мало, наработались шаблоны. Триста знаков на письмо. Минута. Еще минута — вложить листок в конверт, надписать адрес (это уже от руки), и заклеить. За час я отвечал на двадцать писем. Плюс, минус. Иногда помогали Лиса с Пантерой, выбирая письма с предложениями дружбы, лети с приветом, вернись с ответом. Ответ тоже был шаблонный: учитесь, учитесь и учитесь. Будете хорошо учиться — сможете поступить в наш медицинский институт, там подружитесь и с
Только я поменял ленту и пустил первую очередь (триста знаков в минуту — это немало, хотя и не предел), как в кабинет зашли девочки. Как зашли? Обыкновенным путем. Дверь-то я оставил открытой. В ожидании гостей. У нас здесь не город, чужие не ходят. А ходит милицейский патруль. Он, конечно, не за моим домом следит, за обкомовскими, но, получается, и за моим. А ещё я резервный ключ храню на даче Андрея Николаевича. На всякий пожарный случай. Пусть будет, вдруг я свой потеряю, и вообще.
В конце концов, я всегда могу запереться на засов.
— Мы тебе не мешаем?
— Вы мне помогаете, — и я передал им стопку писем.
Поработали четверть часа. И пошли пить чай. Самовар как раз закипел. Он, самовар, когда закипит, начинает присвистывать. Очень удобно.
— Мы тоже думаем пишущую машинку завести, — сказала Ольга.
— Дело нужное, — согласился я.
— Какую модель посоветуешь? Как твою, «РейнМеталл»?
— Можно и «РейнМеталл», бывает в комиссионках. Или «Эрику».
Желание обзавестись пишмашинкой меня не удивило. Ольга поэт, для неё это профессиональный инструмент. Ну, и пишут Ольге ничуть не меньше, чем мне. Больше. Особенно солдаты и сидельцы. Почта к Ольге на мой адрес приходит. Обкомовские адреса светить вот так просто не рекомендуют, а мой — пожалуйста.
— А как тебе «Москва»? Мы в магазинах «Москву» видели.
— Если печатать мало, то можно и «Москву». Но в ней клавиши потуже. Пальцы быстрее устают. Мужская машинка.
— Ты быстро печатаешь. Долго учился?
— Не очень.
— А вот за сколько ты можешь напечатать, скажем, двадцать страниц?
— Ни за сколько. Этим занимаются в машбюро. Двадцать страниц — это рублей пять или около того. За срочность надбавка. Можно просто договориться с машинисткой.
— Нет, я по времени.
— Часа два, два с половиной, если текст плотный. Только у меня таких текстов нет. И вряд ли будут. Откуда? Ты что, Ольга, роман затеяла писать? Тогда только «Эрику» покупай. А я тебе учебник по машинописи дам. Нормальный учебник, сам по нему научился.
— Учебник — это хорошо… — но энтузиазма я не услышал.
Чай был выпит, пирожные, домашние «картошки», съедены.
— У нас к тебе дело, Чижик. Мы тебе хотим кое-что почитать дать. Особенное.
— «Пикник на обочине»?