Зимний пейзаж с покойником

– Обыкновенно что: залетела.

Игорь подумал и сказал:

– Это даже хорошо. Нас теперь быстрее распишут, и ты не успеешь передумать.

– А ты не ревнуешь? Не хочешь знать от кого?

– Не хочу. Я тебя люблю уже три года. Еще сегодня утром я даже представить не мог, что буду с тобой разговаривать. И вдруг такое! Я иду и боюсь, что проснусь. Я самый счастливый человек на свете.

– Ну и дурак же ты!

– Пусть.

Она остановилась, заглянула ему в лицо, как будто хотела запомнить, потом наклонилась (она почти на голову была выше) и поцеловала своими жаркими большими губами, которые сладко отдавали табаком.

Удивительно, но они в самом деле расписались! Игорь не верил в это чудо до последней минуты. Толстая загсовская тетка, без всякого парада, в пегой вязаной кофте, уже поздравляла их, и его мама плакала, и свидетели – Вовка Панин и Ленка Соломатина – переминались с ноги на ногу и хихикали, а он все не верил.

– Я взялась за ум, – во всеуслышание объявила Ирка, перебив загсовскую тетку, которая снова завела что-то про идущих куда-то вместе.

Молодые поцеловались. Иркины губы, как всегда, пахли сигаретами. У Игоря от этого запаха сердце колотилось уже привычной жадной страстью. Он так долго не отпускал Иркины губы, что хихикать начала не только Ленка Соломатина, но и тетка в пегой кофте.

– Стрекавин, ну ты даешь! Молоток! – басил Вовка.

Игорь про себя тоже радовался: «Да, я молоток!», только палец, на котором было холодное новенькое кольцо, казался чужим.

Вопрос, от которого он поначалу шарахнулся, Игорь все-таки задал. Позже задал, месяца через три. Они с Иркой тогда препирались каждый день, больше из-за того, что Ирка курила. Стакан-другой тоже легко могла пропустить, а в животе у нее уже вовсю брыкался ребенок; странно было видеть, как невидимая ножка волной поднимает шелковую растянутую кожу. Ирка це лыми днями бездельничала. Она смеялась без причин, звонила кому-то, часто уходила куда-то надолго и нисколько не стала понятнее и ближе. Игорь страшно боялся, что однажды она вот так уйдет и домой больше не вернется. Маялся он теперь от любви пополам с ревностью.

– От кого? – наконец спросил он.

Ирка расхохоталась своим громадным ртом, своими красными всемогущими губами. С оттопыренным животом и огрубевшим лицом была она теперь и безобразна, и знакома до последней жилки, и прекрасна. Он бы умер без нее.

– Представь, сама не знаю от кого, – заявила Ирка, отсмеявшись. – Кажется, от Кучерова. Но я не уверена. Или от Бергера.

– От Бергера? Который по техпроектированию?

– Я же говорю, не уверена. И не нуди. Не люблю!

«Она никого не любит. Меня особенно», – говорил себе Игорь и хотел то лечь под электричку, то выброситься из окошка на асфальт, то захлебнуться в ванне.

Когда родилась Ульяна, все эти планы пришлось бросить. Ему с матерью (она нарочно ушла на пенсию, хотя раньше грозилась сидеть в своей редакции до девяноста лет) ребенка надо было купать, пеленать, кормить смесью «Малыш».

А Ирка в самом деле однажды пошла к подруге и не вернулась! На третий день она позвонила. Трубку взяла мать Игоря. Ирка с ходу сказала, что влюбилась, что надо им с Игорем теперь развестись, потому что она фактически уже замужем за другим, каким-то инспектором ГАИ.

Услышав новость, Игорева мать онемела. Она испуганно прижала к себе крошку Ульяну – теперь им предстояла неизбежная и невыносимая разлука. Однако Ирка просила Стрекавиных подержать дочку пока у себя: инспектор жил на подселении с какими-то дьявольскими старухами, которые страшно действовали на нервы. А тут еще ребенок кричать будет!

За Ульяной и даже за разводом Ирка так и не собралась. Зато через полгода к Игорю заявился сам инспектор ГАИ, крупный широколицый парень. Он искал Ирку: она снова куда-то ушла. Про жену Игорь ничего определенного сообщить не мог, и они с гаишником напились с горя. Игорь пел свои песни, инспектор качал большой головой и плакал.

Появилась Ирка только через год. Ей надо было срочно развестись с Игорем, потому что подвернулась наконец настоящая партия: замдиректора знаменитого магазина «Ткани», того самого, что на Толбухина.

Развод прошел тихо. К Ульяне Ирка уже не испытывала никаких чувств, кроме неловкости. Отговаривалась она тем, что детей вообще не любит. Игорь же теперь не любил саму Ирку, хотя она стала гораздо красивее и наряднее, чем та долговязая девица из институтского коридора, что играючи сводила его с ума. Курила Ирка по-прежнему много, много и смеялась. Она научилась водить машину и разбираться в кофе, натуральных мехах и съедобных моллюсках. Хоть куда стала дама, да не та!

Дальнейшая Иркина карьера развивалась неспешно, но все время в гору. Передвижениями бывшей жены Игорь не интересовался, зато инспектор ГАИ (он имел уже другой чин, выше, но Стрекавин всегда звал его инспектором) названивал иногда и сообщал об очередном этапе: мужа-замдиректора сменил сам директор, потом появился генерал-отставник с чудесной квартирой. Генерал умер ровно через три недели после брака, но тут кстати подоспела и перестройка со скоробогатом-кооператором.