Зимний пейзаж с покойником

Самоваров молчал. Он чертил на подвернувшемся листке кружочки и квадратики. Карандаш был у него ровно очинен, с кончиком-иголкой. В кружочках и кубиках стояли имена и инициалы, но ясности в мысли это не вносило. Кому Еськов мешал? Супруге, которая похожа на перезрелую амазонку и отлично стреляет? Как же, помешаешь такой! Она жила в свое удовольствие и делала что хотела. Сын Санька? Может, отец его в средствах ограничивал? Мечтал же он выиграть квартиру по радио! Недальнего ума переростки бывают скоры на расправу. Но у Саньки, как давно заметил Самоваров, руки не оттуда растут. Он то и дело роняет посуду и часто рубашки навыворот надевает. Убийство же совершено аккуратно, все отпечатки вытерты, следы заметены. Санька бы так не смог. Тогда кто? Толстая дама в розовом? Заместитель Лундышев? Кто же?

Стаса одолевали собственные тяжкие думы – о непосредственном начальстве. Он вовсю чертыхался:

– Проклятый Копылов с его личными просьбами! Мечтал сегодня отоспаться, а тут на тебе. Голова ватная, как эта подушка… Слушай, Колян, бросай свои геометрические фигуры. К черту семью покойного, к черту его счастливый брак и выгодный бизнес. Возьмемся с другого конца!

– С какого?

– С того, что можно руками пощупать, – с пистолета. В этой компании нам надо найти достаточно умелого стрелка. Причем такого, кто смог бы быстро отыскать нужное оружие и чисто сделать дело.

Самоваров устало закрыл глаза:

– Мы этим уже занимались, забыл? Самыми негодными киллерами мы сочли домработницу и толстую бухгалтершу. Телеоператор тоже не годится – с Еськовым до сегодняшнего дня он никак не пересекался. Да и сегодня они тоже разминулись. Никто из близких и коллег Еськова никогда не слышал про Можжина. Это Арик-понтярщик его позвал.

– Допустим, оператор не при делах, – согласился Стас. – А другие? Продолжай!

– Какую картинку имеем на момент преступления? Оператор пил пиво с тамадой, я сам их гогот слышал. Охранник скреб снег. Дизайнер добивал петарды. Монументалист спал.

Самоваров замолк и сам себе улыбнулся:

– Красиво излагаю, правда? Прямо страничка из букваря получилась! «Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал». Кто у нас еще остался? Бард Стрекавин. Его выход из-за печки, его признания говорят об одном – не тот это человек. Претензии к Еськову он имел, но в доме первый раз, найти ключ от шкафа с коллекцией не мог. А вот члены семьи и гости…

– Именно! Гости! – оживился Стас. – Еськов любил показывать свою коллекцию гостям. К тому же он ездил на охоту, брал кое-какое оружие на пикники – по банкам они в лесу сдуру палили. Теперь вопрос: кто из сегодняшних гостей бывал на этих охотах и пикниках? Кто стрелял из оружия Еськова и раньше? Стрельбы в лесу никто в упор вспомнить не хочет, я спрашивал. Божатся, что сроду оружия в руках не держали.

– Узнать это проще простого – надо спросить у Сереги. Он хозяина в таких случаях сопровождал и за оружием присматривал.

– Тогда чего мы тут сидим?

Серега только что лег. Но сначала он подошел на цыпочках к спящему барду, поправил одеяло. Игорь Петрович видел уже седьмой сон. Он блаженно свистел носом на вдохе и чмокал губой на выдохе. Серега порадовался за него и занял свою кровать. Спал он всегда хорошо – чутко, но крепко и при включенном свете.

Как только он закрыл свои зоркие невыразительные глаза, по коридору затопотали. На пороге появился майор, следом за ним Самоваров.

– Пара вопросов есть к тебе, гражданин Иванов, – сообщил майор.

Серега с армейской невозмутимостью вылез из кровати. На вопросы он отвечал охотно, но слишком скупо. Если опустить из его речи непечатные выражения, можно было в общих чертах уяснить картину огневых утех покойного Еськова. Не хватало в этой картине красочных деталей, но суть была ясна.

Из Серегиного рассказа выходило, что Еськов очень любил оружие, и любил органически, как всякий мужчина крутого нрава и зрелых, далеких от баловства лет. Солидное сложение Александра Григорьевича гарантировало серьезность его страсти. Никакого бахвальства, никаких воинственных истерик: Еськов был скорее стрелок, чем охотник. К убиению зверей и птиц его душа не лежала.

Серега и сам любил всякую живность. Он опекал Мамая и прикармливал голубей, когда стриг усадебные газоны. Недавно в каком-то закоулке бездонного еськовского подвала завелась ласка, и Серега саботировал ее отравление, несмотря на грозные приказы Галины Павловны. Еськов тоже один раз видел ласку и умилился. Теперь Серега это умиление понимал как завет покойного и поклялся сохранить жизнь зверя любыми средствами.

Правда, по словам Сереги, гуманный Еськов все-таки частенько выезжал на охоту с друзьями-бизнесменами. Статус обязывает! Именно друзья подарили Александру Григорьевичу чучело медведя, которое теперь пылится в холле с зонтиком в когтях. Однако ни одного из этих друзей-охотников сегодня в доме не было.