Она старалась не запинаться, но на уме ее был лишь Мистина и ужасная новость. До Ингвара, судя по всему, этот слух не дошел. Эльга не могла решить, нужно ли с ним делиться, и боялась проговориться о том, о чем пока собиралась молчать. Но трудно молчать о том, что занимает почти все мысли. Как и говорить при этом о чем-то другом.
Смотреть на мужа она избегала, будто его вид причинял ей боль, и предпочитала рассматривать хорошо знакомые шкуры на стенах, резьбу опорных столбов гридницы и так же хорошо ей знакомое оружие Ингвара. Но все, на что падал ее взгляд, сейчас напоминало об одном – о Мистине. И прежде так бывало: когда он уезжал, гридница и княжий двор без него казались пустыми. Он был самой душой Ингваровой дружины, а заодно и ее умом. При мысли о том, что он может не вернуться, Эльге хотелось закричать, броситься к Ингвару, трясти и требовать сделать что-нибудь – кому же, как не ему? Но она давила в себе эти порывы испуганного ребенка. Жизнь и смерть Мистины – это важно, но судьба его решается не здесь. А здесь и сейчас у нее совсем другие заботы.
– Я буду рад видеть и твоего брата Хельги, – заранее собравшись с духом, почти спокойно ответил Ингвар. – От него только и нужно – дать клятву, что пришел с миром и на мои права не покушается. А он этого сделать не желает.
– Вот как? – Эльга более живо взглянула на него. – Не желает? Ты получил от него ответ?
Ингвар молча кивнул ей на дружинную скамью. Там встал Перезван – знатный родом, но наиболее молодой из бояр Хельги, темноволосый, кудрявый, дерзкого вида. Всего лишь вчера вечером, чуть раньше Эльги, он прибыл в Киев с ответом на речи князя, переданные через Селимира.
– Будь жива, княгиня! – Он низко поклонился ей. – Как солнце красное ты появилась, от беды меня избавила. Хельги конунг мне повелел тебя повидать и разузнать, не чинят ли тебе какой обиды и всем ли ты довольна. А то слухи ходят разные, и Хельги конунг не может никому клятв в дружбе давать, пока не ведает, не порушена ли честь твоя и рода Олегова.
Слушая его, Эльга заметила, как дернулось лицо Ингвара при словах «Хельги конунг». Все люди ее брата упорно называли его так, и это приводило в досаду Ингвара, привыкшего – и считающего правильным, – что от Варяжского моря до Греческого больше нет никаких конунгов, кроме него. Но тем не менее люди Хельги были в своем праве: вождь знатного происхождения, владеющий кораблями и дружиной, на северной родине его предков звался конунгом. Только морским.
– Моя честь… – начала Эльга и запнулась.
Она не могла сказать, что ее честь задета – тем самым она преградила бы Хельги путь в Киев. Но и сказать, что все как должно, ей не давала эта самая честь.
– Ответь ему сам, княже. – Взяв себя в руки, она пристально и с вызовом посмотрела на Ингвара. – Скажи, что ты не задел честь своей княгини и соправительницы, матери своего единственного законного, признанного людьми и благословленного богами наследника, без ее согласия приведя в Киев другую знатную жену и пообещав ей часть наших общих земель. Мы заключали наш договор перед дубом Перуновым на Святой горе, и по нему все земли, коими владели мой стрый Олег и ты, переходят к нашему сыну Святославу нераздельно. Скажи моему брату, что ты не нарушил слова, отдав часть их другой жене и ее потомству! И если не можешь, почему тебя удивляет, что и он не дает тебе клятв?
Ингвар стиснул зубы; гриди и бояре отводили глаза, все разом пристыженные.
– Своими землями я могу распоряжаться сам, – резко ответил Ингвар, мысленно спрашивая себя, откуда она узнала.
– Это наши земли! – Пристально глядя на него, Эльга слегка наклонилась вперед.
– Я сам взял их на щит и не обязан твоему стрыю!
– Если то, что ты взял сам, – твое, тогда и то, что взял мой стрый, – мое. Перед Перуновым дубом мы заключали уговор объединить твое и мое наследство и владеть им совместно, втроем с нашим сыном. Святослав уже будет после нас владеть всем этим один – от Нево-озера до устья Прута и Днестра. Чем-то в одиночку распоряжаясь, ты нарушаешь уговор и навлекаешь на себя гнев богов. И не ты должен спрашивать клятв дружбы с моего брата, а он – с тебя. Потому что он ни в чем тебе не изменил и слова никакого не нарушил. Я желаю видеть здесь моего брата, Хельги сына Вальгарда, – твердо продолжала Эльга, видя, что Ингвар не находит ответа. – Он знает кое-что, о чем и нам следует услышать.
– Да, – обронил Ингвар, – о твоем брате Эймунде.
– Что? – другим голосом спросила Эльга.
Ингвар помолчал, с облегчением видя по ее лицу, что этим жестоким способом хоть на время заставил ее оставить обвинения, которых не мог опровергнуть.
– Что ты знаешь… о моем брате Эймунде? – хрипло произнесла она, ужасаясь тому, что не спросила об этом ни Синая, ни Владиву.
– Его нет с Хельги, – прямо ответил Ингвар. – И не было. Они не видели его с того дня… когда мы все вошли в Боспор Фракийский. И я не видел. И Свенельдич. И плесковичи ваши. А значит… из пролива он не вышел.