Зимний престол

К следующему дню Эльга настолько оправилась, что вновь появилась в гриднице. Встреча со Свенельдом вдохнула в нее бодрость: видя в его чертах черты Мистины, она вновь поверила, что слухи лгут и он жив. Но гибель Эймунда оставалась жестокой правдой и требовала от нее действий.

– Если ты не хочешь допустить моего брата Хельги в Киев, я сама поеду к нему в Витичев, – сказала она Ингвару.

Князь с княгиней сидели на помосте, на своих престолах, как обычно бывало в последние два с лишним года. Но и они сами, и дружина, и собравшиеся старые киевские бояре – молодые большей частью ушли в поход – понимали: это не разговор мужа и жены, а переговоры союзников, которые вот-вот могут стать противниками. Эльга была бледна и напряжена, но по виду спокойна. Ей самой казалось, что душа ее затвердела и ничто уже не может причинить ей боль. Но требовалась вся ее стойкость, чтобы сохранять власть над чувствами и мыслями.

– Нет. – Ингвар переглянулся со своими старшими гридями и покачал головой: – Нечего тебе там делать.

– Ты не хочешь меня пропустить? – Эльга подняла брови в насмешке.

Она уже не ждала от мужа ничего хорошего, поэтому встретила эти слова без удивления.

– Нет, – упрямо ответил Ингвар. – Не хочу, чтобы у него в руках оказалась моя… княгиня киевская.

Он не решился сказать «моя жена», но эти слова навели Эльгу на мысль, заставившую ее усмехнуться. Сестра Хельги и жена Ингвара, в их противостоянии она, будучи в Киеве или в Витичиеве, в обоих случаях стала бы заложницей.

– Но если ты меня, княгиню киевскую, считаешь своей пленницей, получить уверения в дружбе от моего брата будет уж никак нельзя, – улыбнулась она. – И тогда вам придется думать не о том, где нахожусь я, а о том, сколько дружины у каждого из вас…

Ее слова упали в тишину, как льдинки в стоячую воду, и все затихло. Гриди и бояре переглядывались; на лицах отражались потрясение и тревога. Эльга очень ясно сказала: попытки Ингвара приневолить ее приведут к войне с Хельги, а насколько тот сейчас превосходит его военной силой, Ингвар знал и сам. Как знала и его дружина.

– Ты мне войной грозишь? – Ингвар подался вперед. Он был из тех людей, кого даже весомыми угрозами можно скорее раззадорить, чем напугать. – Пусть попробует! Ваш уб… твой бойкий братец не пойдет на Киев с мечом, когда узнает, что у меня в руках две его сестры и их дети!

Эльга выпрямилась, сложив руки на коленях, светлая и величественная, будто береза на вершине горы.

– Киев – наследие мое и моего рода. Ты, я вижу, задумал воевать за чужую власть, сидя в чужой земле и взяв меня в заложницы. Храбрости тебе не занимать, но достанет ли удачи? Не так давно ты испытал ее. Пусть все эти мужи, – она слегка обвела рукой гридницу, напряженно на нее смотревшую, – скажут, велика ли твоя удача оказалась. С такой малой мерой человеку следует за счастье счесть, если он удержит собственное наследие. Посягать на чужое – весьма неразумно. А мой брат Хельги, хоть и остался в глубине чужой земли с малой частью войска, и выжил, и одержал победы над греками, и взял хорошую добычу, и вернулся на Русь!

Произнося эти слова, Эльга повернула поднятую руку, и всем стал виден золотой браслет. Жемчужины окаймляли узорный эмалевый щиток. Это сокровище, равное годовым податям с нескольких хороших волостей, ей передал Синай – вынул из-за пазухи, обернутый в простой льняной лоскут. В золоте заключена сама удача, как в огне заключены свет и тепло: Хельги прислал сестре лишь малую часть своих сокровищ, но в этом было доказательство его огромной удачи.

– Сдается мне, мой брат унаследовал немалую часть удачи нашего стрыя Олега. Ты же получил ее через брак со мной, но сам решил от нее отказаться. На что ты теперь рассчитываешь – что твоя смерть войдет в предания? Такова теперь твоя цель? И молодая жена, – Эльга бросила на Огняну-Марию холодный и пренебрежительный взгляд, – уж конечно, пожелает разделить твою посмертную участь. Это очень украсит «Песнь об Ингваре».

Слушавших ее пробирала нешуточная дрожь. Сейчас княгиня походила на богиню судьбы – суденицу либо норну, – и эта не сложенная еще песнь у каждого проходила перед внутренним взором цепью блестящих, кровавых, потрясающих душу видений. Княгиня предрекала судьбу, а тем самым создавала ее, как те вещие жены и валькирии в старинных преданиях. Казалось, это все уже случилось или неизбежно случится вот-вот.

– Для такой красоты кощунника не сыскать, а Гордезорович еще из греков не воротился, – прозвучал в гриднице спокойный мужской голос.

Со всех будто чары спали; пронесся над скамьями шумный общий вздох. Эльга и Ингвар разом повернулись к Свенельду. Своими глазами цвета желудя он смотрел на них из-под косматых бровей – не без одобрения и чуть-чуть насмешливо.